Моя Нирвана - Инна Инфинити

Пожалуй, на сегодня с меня хватит правды.

— Нет. Я услышал то, что хотел.

Я встаю со стула и медленно, будто в тумане, направляюсь к двери, спиной чувствуя тяжелый взгляд приятеля. У двери я останавливаюсь, чтобы все-таки задать ему еще один вопрос.

— Ты правда меня крестил?

— Да.

— Родители всегда говорили, что ты крестил меня с Викой, якобы поэтому я каждый год должен ездить на ее могилу. Кто моя настоящая крестная мать?

И я снова знаю ответ на свой вопрос раньше, чем его озвучивает Илья.

— Кристина. Я крестил тебя вместе с ней. Так что она все-таки твоя мама. Не биологическая, но крестная.

Я киваю и быстро скрываюсь за дверью. На ватных ногах выхожу из заведения и тут же попадаю в ледяную осеннюю ночь. Голые деревья качаются из стороны в сторону, ветер завывает. Дождя нет, но небо такое черное, что даже обилие фонарей не освещает улицу. Я поправляю шарф на еще слегка побаливающем горле, вызываю такси и еду на кладбище.

Я хочу посмотреть ей в лицо. Хоть оно и всего лишь нарисовано на памятнике.

Ботинки тонут в сырой земле кладбища, засасывающей меня, словно болото. Я иду почти наугад, потому что ночь настолько темная, что фонарик в телефоне ни черта не освещает. Но за столько лет походов сюда путь к семейному склепу Степановых увековечился в моей памяти, так что я уверен, что иду верной дорогой.

Я первый раз в жизни ночью на кладбище, но я совсем не испытываю страха, даже когда над головой громко каркает ворона. Адреналин по крови все-таки разливается, но отнюдь не от того, что я бреду в кромешной тьме между могилами.

Совсем скоро я встречусь со своими умершими родственниками…

Там ведь не только моя биологическая мать похоронена, но и еще кто-то. Я не знаю, кто именно, я никогда не придавал значения другим могилам. Я и могиле родной матери значения не придавал. Просто приходил сюда, потому что Кристина заставляла, и ерзал на скамейке, считая минуты до ухода. А ей всегда хотелось посидеть подольше.

Боже… Если бы я только знал, что все это означает и зачем мама меня сюда водит.

Тяжелая железная дверь в склеп открывается с громким скрипом, распугивая птиц на соседних ветках. Я нащупываю на стене выключатель и нажимаю его. Одна тусклая лампочка загорается в обшарпанном потолке, но совсем не освещает помещение.

Тут еще мрачнее и холоднее, чем на самом кладбище. С моим появлением по углам сразу же запищали крысы, а над головой кто-то резко пролетел. Я направляю фонарик в сторону движения и вижу на балке у потолка летучую мышь. Получше поправив куртку и шарф, я подхожу к могиле Степановой Виктории.

— Ну привет, — громко хмыкаю, и мой голос эхом проносится по склепу, вновь распугивая мелкую живность, что здесь обитает.

Она смотрит на меня с памятника и улыбается. Ее лицо нарисовано белым на черном камне. Широкая улыбка оголяет зубы и формирует ямочки на щеках. Курносый нос, широкий разрез глаз. Молодая. 26 лет, судя по годам жизни.

— Мама, — совсем тихо произношу, пытаясь примерить к ней это слово. Не подходит.

И вдруг мне так противно становится от того, что кровь этой женщины течет по моим венам. Я продолжаю вглядываться в ее лицо, пытаясь найти общие черты с моим и, черт возьми, нахожу. Кажется, я так же слегка прищуриваю левый глаз, когда улыбаюсь. И у меня такой же широкий слегка выпирающий лоб.

Видеть в ней себя — это ножом по сердцу. Но я продолжаю смотреть на нее, продолжаю вглядываться, тем самым забивая кинжал глубоко себе в грудь.

Женщина, которая меня родила и которой я оказался не нужен.

Сырой затхлый воздух склепа вдруг начинает казаться густым и сладковатым. Меня мутит, и я быстро выбегаю из помещения. Сгибаюсь пополам и пытаюсь вдохнуть ледяной осенний воздух глубоко-глубоко. Над головой какая-то птица издает странные звуки, похожие на уханье совы. Вокруг и так кромешная тьма, но у меня еще вдобавок темнеет в глазах.

Мне удается прийти в себя только через несколько минут. Я выпрямляюсь и поднимаю голову к небу, но не вижу даже луны, потому что все затянуто плотными тучами. Я еще не закончил, поэтому возвращаюсь в склеп.

Виктория Степанова по-прежнему смотрит на меня с улыбкой. А мне отчаянно хочется стереть ее, например, разбив гребанный памятник. Так сильно хочется, что руки судорогой сводит. Мне приходится засунуть их в карманы куртки, чтобы ненароком действительно не двинуть кулаком по граниту. Камню от этого ничего не будет, а вот я пальцы сломаю.

Психически больная наркоманка и алкоголичка — вот кто моя мать. Не мудрая, утонченная и аристократичная Кристина Самойлова, а чокнутая психопатка, покончившая с собой, несмотря на маленького сына. Эгоистка до мозга костей, ведь только эгоисты способны совершить такой поступок.

Отвращение к этой женщине, в утробе которой я по какой-то причине зародился, нарастает все больше и больше, а вместе с ним и отвращение к самому себе. Ведь я — часть нее.

Глухой смех вырывается из груди, когда я вдруг понимаю, что мой биологический отец, скорее всего, такой же, как и она. Ведь от кого могла родить наркоманка и алкоголичка? Только от такого же наркомана и алкоголика, как и она сама. Не от приличного же парня с высшим образованием.

Новая порция громкого истеричного смеха эхом проносится по склепу, заставляя крыс метаться из угла в угол, а летучую мышь рассекать воздух. Теперь понятно, почему в такой гиперумной семье Самойловых я был пожизненным двоечником. Ну да, а в кого мне быть отличником. Не в наркоманов и алкоголиков же.

Я отрываюсь от лица Виктории и решаю пройтись по склепу, чтобы посмотреть, кто тут еще погребен. Помещение довольно большое, но очень старое. Серые бетонные стены уже сыпятся, с потолка падает штукатурка. Наверное, это считается престижным — иметь собственный семейный склеп, в Москве большие проблемы с похоронной землей. Все кладбища держат несколько мафиозных групп, которые наживаются на семьях умерших, продавая землю для погребения втридорога.

Факт наличия собственного семейного склепа — пусть и в таком чудовищном состоянии — означает, что моя биологическая мать была явно не из простой семьи. Съехавшая с катушек дочка богатых родителей? Не исключено. Этот вопрос мне тоже нужно будет задать, когда придет время.

Я останавливаюсь у самой первой могилы. Совсем старый памятник, с которого на меня смотрит пожилая женщина. Степанова Людмила Сергеевна. Судя по годам жизни, она умерла 22 года назад в возрасте 75 лет. Рядом с ней Степанов Степан Юрьевич. Умер 26 лет назад в возрасте так же 75 лет.

Интересно, кто они мне? Бабушка и дедушка? Или прабабушка и прадедушка?

Рядом с ними третья могила, в которой покоится Ведерникова Александра Степановна. Она умерла 15 лет назад в возрасте 55 лет.

Я подхожу к последней, самой дальней могиле. Она маленькая и с маленьким памятником без фотографии. Степанова Ангелина Валерьевна. Она умерла на следующий день после того, как родилась.