В любви брода нет - Галина Владимировна Романова

Как же ненавидел Назаров такие вот пустые слова!

«Мне очень жаль!»

«Сожалею, но ничем помочь не могу…»

Ключевые фразы равнодушной вежливости — ее он ненавидел тоже. Холодная, полная расчета и самоконтроля вежливость. Деревянные лица, резиновые улыбки и совершенно пустые глаза. Нет бы просто сказать: «Извини, старик, пускать не велено» — или что-то в этом роде. А то «он сожалеет»! Да черта с два он сожалеет! И ни черта ему не жаль, ни Назарова, ни любого другого, кто окажется на его месте! И забудет он о нем через минуту после его исчезновения. Сожалеет, твою мать…

— Позвонить-то ему хотя бы можно? — Назаров протянул руку к телефону внутренней связи.

Охранник дернулся было, желая заслонить от него и телефонный аппарат, и весь мир, быть может, тоже. Но потом передумал, махнул рукой и первый раз за все время по-человечески ответил:

— Ладно, звони, только быстро.

Геральд снял трубку и хорошо поставленным, совершенно трезвым (!) голосом произнес:

— Слушаю!

— Гера, здравствуй, это Назаров. Меня тут не пускают к тебе. Какие-то проблемы? — скороговоркой пробубнил Назаров, холодея душой в ожидании ответа.

— Проблемы? Да нет, знаешь… Просто… Просто занят я сейчас. Переговоры у меня. — И Хитц заюлил, завертелся и под конец так заврался, что сморозил и вовсе чепуху: — Мне тут поездку одну предлагают за бугор. Отдохнуть нужно, расслабиться. Я оперироваться собрался, ты же знаешь. Нужно немного подлечиться… Ну все, пока…

И в ухо совершенно раздавленному Назарову полетели короткие гудки. Он вернул трубку охраннику. Кивнул ему машинально и пошел к стеклянным дверям. Что произошло, он понять не мог. Вернее, догадывался.

Геральд каким-то непостижимым образом узнал о местонахождении своей бывшей жены и сына и теперь всячески усыпляет его бдительность и уводит его в сторону, чтобы, не дай бог, он не догадался.

Такому виртуозному скотству можно позавидовать. Сам бегал вокруг Назарова, просил его, названивал на дню раза по три. Даже в гости не побрезговал заглянуть однажды, а теперь что же получается… А получается, что Гера решил его кинуть.

В груди у Назарова сильно защемило, а рот наполнился горечью.

«Эх, Вера, Вера! Что же ты наделала?! Как могла так обойтись со мной?..»

Он подавил тяжелый вздох и, сильно горбясь под списанной казенной курткой, поплелся на троллейбус.

На сегодня у него больше дел не было. Правда, он собирался заглянуть еще по одному адресу друзей Данилы, но нужно ли теперь…

Обида, такая горькая и такая осязаемая, что хоть хватай ее за подлый раздвоенный хвост. Она, словно хлыст, исстегала ему всю душу: Вера ему позвонила, а тебе нет… ему сообщила, где они, а тебе нет…

Троллейбус довез его почти до дома.

Назаров медленно поднялся к себе на этаж, машинально кивнул пацанам, все еще отиравшим подъездные стены. Зашел в квартиру, закрыл дверь и тут же сполз по стене прямо на пол.

Он так больше не может! Он устал, черт побери!!! Устал, устал и измучился!!! Он никому не нужен в этой жизни! Вера, Верочка, его любимая, нежная и единственная… Она тоже не захотела быть с ним, потому что он ничтожество и никакого уважения, а уж тем более любви, не достоин. И ему… ему так плохо без нее, что хоть вешайся…

А что, подумал Назаров, может, и правда?.. Наверное, это выход. Потом не будет ничего: ни боли, ни горечи, ни обиды, ни неизвестности, которая выгрызла ему всю душу и точит и точит, словно раковая опухоль.

Он поднялся, пошел в ванную, пустил ледяную воду и сунул голову под струю. Вода обожгла и на одно короткое мгновение выстудила все дурные мысли. Через минуту кровь прилила к голове и в ушах зашумело. Назаров стянул с вешалки полотенце, вытер насухо лицо и волосы и глянул на себя в зеркало.

Он постарел… За какие-то две с половиной недели постарел и осунулся. Чего нельзя сказать про Геральда. Того даже запои не смогли надолго вывести из строя. И голос у него сегодня звучал совсем как прежде… самоуверенно и заносчиво. Знает… Несомненно знает, подлец. Ну да ничего! Он и без него обойдется. Он все равно ее найдет!

Назаров прошел в комнату, совсем забыв завернуть на кухню и перекусить хоть что-нибудь. В холодильнике, он помнил, завалялся кусок колбасы и полпачки пельменей. Оставался еще стакан сметаны и пучок редиски. Но это потом, все потом…

Он набрал номер дежурной части своего теперь уже бывшего отделения и попросил дежурного выяснить номер телефона по имеющемуся у него адресу.

— Не в службу, а в дружбу, Витек! Уж больно тащиться туда не хочется. Вдруг там дома никого не окажется, а!

— Ладно, Саня, сделаю. Ты дома?

— Ага.

— Перезвоню…

Назаров вытянул телефонный кабель из-за дивана и перетащил аппарат в кухню, чтобы, не дай бог, не пропустить звонка. Поставил маленькую кастрюльку с водой на огонь, достал из холодильника весь свой скудный гастрономический набор и принялся готовить себе ужин. Редиску со сметаной на салат. Лука нет? Не беда… Подумал и накрошил в салат еще и колбасы. Достал черствые полбуханки черного хлеба и с жадностью набросился на еду. Пока вода закипала и варилась пельмени, Назаров съел весь салат, смел хлеб и с вожделением смотрел теперь на хлопающую пузырями пену в кастрюле.

Пельмени сварились. Он выловил их большой ложкой с дырочками, залил оставшейся сметаной и, не дожидаясь, пока остынут, начал есть, обжигаясь.

Звонок настиг его, когда он уже все доел и, насытившись, лениво размышлял, стоит ли мыть посуду сразу или повременить.

— Алло? — выкрикнул он в трубку.

— Чего орешь, Саня? Записывай…

Назаров записал номер телефона одного из друзей Данилы, поблагодарил дежурного за старание и, не успел тот отсоединиться, начал набирать написанный на газетной кромке номер.

Ответили сразу. И мальчик Саша оказался, как ни странно, дома. И на вопросы его отвечал толково, только сам Назаров вдруг с чего-то разнервничался и все никак не мог взять в толк, почему это Верочке понадобилось вдруг продавать все свои вещи вместе с квартирой.

— Не пойму! — в который раз воскликнул обескураженный Сан Саныч. — Разве так можно? Там же даже шторы на окнах прежние висят.

— Ну и что. Такое случается, мне мама сказала. Ее знакомые, когда из Азербайджана бежали, все бросили, даже кастрюли, ложки и одежду. В чем были, в том и уехали. А Дэн с тетей Верой вещи заранее в камеру хранения отвезли. Я им помогал. Три чемодана, две большие сумки и один большущий пакет. Остальное оставили для продажи, так тетя Вера мне сказала.

— Слушай, Саша… — Назаров задумался ненадолго. — А ты не знаешь, кому они продали квартиру?

— Не-еет, Дэн сказал, будто эту услугу фирма взяла на себя.

— Фирма?! — Внутри у Назарова тут же все подобралось и мелко-мелко задрожало. — А какая фирма?! Они не говорили?