CC – инквизиция Гитлера - Гвидо Кнопп

Если мы хотим понять, почему сотни тысяч людей так вели себя, нам нужно внимательно отнестись к каждой отдельной личности, узнать о ее персональной судьбе и ответственности. Переживший ужасы Аушвица Герман Лангбайн рассказал нам в своем предсмертном интервью о характерных чертах аппарата уничтожения, с которым ему лично пришлось иметь дело: как режим создавал атмосферу враждебности, раздувал страсти к уничтожению действительных и мнимых врагов, как понятие собственная совесть подменялось «принципом фюрера», как бредовое учение о «высокородных и низших расах» пожинало свои плоды. В довершение этого в дело вступали: огромный административно-бюрократический аппарат уничтожения, преступления, совершаемые по принципу четкого распределения труда и безликость процесса индустриального истребления людей. Все это вместе взятое способствовало повышению и без того пугающего уровня эффективности массовых убийств в лагерях смерти.

«Вначале было прощание с собственной совестью, подчинение себя так называемой «воле фюрера», — свидетельствует Герман Лангбайн.

«Фюрер, приказывай, мы с тобой! Фюрер, приказывай, мы с тобой навсегда!» — это приводило людей на работу в Аушвиц, и даже тех, кто, казалось, не для этого создан.

«Я знал эсэсовцев, которые очень неохотно исполняли свои обязанности. Им приказывали, и они выполняли приказы. За ними следили, чтобы приказы выполнялись точно и в срок. Ибо приказ есть приказ, нужно на него лишь ответить: «Слушаюсь, будет сделано!», выполнить его и не нести за это никакой ответственности. Такая атмосфера царила в Аушвице».

Но всегда находились и такие, за которыми не требовался контроль, потому что они добровольно и с большим рвением старались отличиться: «В своем большинстве это были молодые люди, включая командиров СС, которые хотели чего-то добиться в жизни. В Аушвице можно было быстро продвинуться по службе. Кто к этому стремился, хорошо знал, чего от него хотят. Такие не ждали особых указаний, а сами развивали личную инициативу. Да, в Аушвице можно было сделать карьеру, проявляя рабское послушание. Тогда много говорилось о «тысячелетней империи», и быть в начальниках значило очень многое. Это мнение разделял не каждый, но многие».

Бывший лагерный врач СС доктор Ганс Мюнх о моральном облике персонала концлагеря: «Большинство из них были обычными парнями. Садистов и бывших преступников насчитывались единицы. Но эти парни отличались от других прежде всего тем, что среди них было больше приспособленцев, чем это можно наблюдать в повседневной действительности, так как они убедились, что если они — члены партии, то им обеспечены преимущества, если служат в частях СС — еще больше льгот. Но если удается попасть в состав элитарных формирований СС, то это совсем хорошо. Об элите СС Гиммлер сказал так: «Вам делать самую трудную работу».

Вот таким было положение, когда многие чувствовали себя избранными, хотя большинство понимали, что это грязная работа, которую они выполняли. Но никто об этом и не заикался».

Даже тот, кто не рвался наверх, имел власть над людьми, распоряжался их жизнью и смертью, а это многих соблазняло.

«Ты — повелитель, и это тебе выгодно. Пусть в узком кругу, но ты можешь стать маленьким фюрером. На такое «клевали». Уже это одно привлекало определенную категорию людей к службе в концлагере Аушвиц, хотя они вовсе не были садистами или преступниками от рождения», — утверждал Мюнх.

Лагерная система СС превращала людей в составную часть огромной машины, настроенной на достижение преступных целей. В системе управления лагерем все подчинялись строгой иерархии с конкурирующими между собой уровнями и четким разделением труда. В лагере существовало пять отделов, которые непосредственно подчинялись комендатуре как высшей инстанции, по всем лагерным и служебным вопросам. Причем комендант лагеря одновременно являлся командиром всего персонала эсэсовцев.

В 1-й отдел входили адъютанты и офицеры связи. Затем следовал недоброй памяти 2-й отдел гестапо, который функционировал достаточно самостоятельно. Он решал вопросы приема и освобождения, наказания и казней заключенных. 3-й отдел, или так называемая «лагерная администрация», представлял собой по существу властный центр, а его начальник являлся заместителем коменданта. Ему были подчинены офицеры, ответственные за наличный состав заключенных, за их размещение по блокам и распределение на работы.

Этим офицерам были подчинены все узники лагеря. Именно сотрудники 3-го отдела определяли формы повседневного террора как в лагере, так и вне его, а также во время принудительных работ.

4-й отдел занимался административно-хозяйственными вопросами, отвечал за снабжение пленных одеждой и питанием, а также за их «условия жизни». Кроме того, 4-й отдел имел право распоряжаться конфискованным имуществом заключенных. 5-му отделу «здравоохранения» подчинялись врачи и санитары лагерного лазарета. Главная задача медиков заключалась в реабилитации трудоспособных узников и борьбе с заразными заболеваниями. Но то, что происходило на самом деле, часто принимало такие уродливые, преступные формы, что заключенные, направляемые в лазарет, воспринимали это как смертный приговор. Смертельные инъекции фенола и жуткие эксперименты на живых людях в последующие годы стали обычным делом во многих концлагерях. Иерархические интриги, конкуренция и разделение труда вовлекли в свою сферу узников концлагерей. Совершенно осознанно эсэсовцы передоверяли отдельным заключенным надзор и управление рабсилой в концлагере. В соответствии с принципом: «Абсолютная власть — это власть многоступенчатая», получила развитие хитроумная система опоры на коллаборационистов. При этом в преступные деяния вовлекались сами заключенные.

Некоторые из так называемых «узников-активистов» своей жестокостью не уступали эсэсовским палачам, другие же старались в меру своих возможностей смягчить террор и защитить своих солагерников. Во главе лагерной иерархии из числа заключенных стоял староста. Ему подчинялись старшие по блокам и баракам. Затем назначались на роль полицейских-надзирателей заключенные, которые следили за ходом работ в каменоломнях, на стройках, в цехах, на складах, кухнях или в мастерских.

Бывший концлагерник Евгений Когон писал по этому поводу: «Лагерная система обязана своей стабильностью не в последнюю очередь вспомогательной группе полицейских, которые обеспечивали повседневный ритм лагерной жизни, заменяя собой персонал СС. Тем самым утверждалась вездесущность абсолютной власти. Без делегирования этой власти система дисциплины и надзора быстро бы развалилась. При этом соперничество из-за получения должностей надзора, управления и снабжения даже приветствовалось со стороны СС, поскольку давало возможность натравливать одни группы заключенных на другие и таким образом держать их на коротком поводке. Однако рядовой узник попадал во власть двойного подчинения: эсэсовцам, которые все реже появлялись в лагере, и узникам-активистам, которые всегда были здесь».

Решающей для повышения эффективности лагерного мира оставалась, конечно, вербовка персонала СС. Гитлер и Гиммлер наняли для этой цели еще в первые годы прихода к власти человека, деятельность и значение которого долго недооценивались. Теодор Эйке принимал самое активное участие в закладке фундамента страшной программы СС, намереваясь создать образцовые заведения террора и уничтожения. Он — автор так называемой «школы Дахау».