Деревня Нюркин луг, или Тайна печатной машинки - Акулина Вольских
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Себастьян напрягся. Чуть замедлился и огляделся, когда по обе стороны от нас выросли огромные каменные глыбы. Лес снова зашумел, как тогда, когда нас схватили после спуска с Медвежьей горы. Сверху на скалах появились лучники. Ещё несколько выскочили спереди. Многие из нашей колонны обернулись — нас со всех сторон окружали люди Чёрной бороды.
— Вот и сказочке конец, — прошептала я, чувствуя, как судорожно трепыхается в груди сердце.
— Аааа, — хищно рассмеялся один из разбойников. — Заплутал, охотник?
— Разговор есть к Макару. Важный. Пропустили бы вы нас.
— Да Макар тебя на лоскуты порвет за то, что отравой нас своей напоил.
На лице Никиты мелькнула гадкая улыбка и было ясно, что своей выходкой он доволен, как кот. Вот только радость эта была не к месту.
— Ах ты ещё и скалишься, слизняк! Вот я сейчас Макару башку твою дурную на палке принесу...
Разбойник дал сигнал и несколько лучников взяли «на мушку» нашего проводника. Душа рухнула в пятки.
— Пар-парламентëр! — заикаясь от волнения, громко крикнула я, схватив с телеги белую тряпку и подняв её вверх. — Парламентëр!
Почему-то от страха так невовремя вспомнился Пиратский кодекс из фильма про Пиратов Карибского моря. Надеюсь, и здесь это правило тоже работает.
Разбойник озадаченно посмотрел на меня, поиграл коротким ножом в руках, потом махнул лезвием в мою сторону и обратился к Никите:
— А что эта шальная там бормочет?
Охотник, сдерживая смешок, посмотрел на меня, ответил:
— А черт её знает. Она всё время что-то бормочет. Привык уже.
Я чувствовала себя полной дурой. Однако, сложная ситуация немного улучшилась.
— Какое дело у тебя к Макару? — серьезнее спросил агрессор после небольшой паузы.
— Важное. Такое, какому он обрадуется сильнее, чем моей голове.
Немного поразмыслив, разбойник дал сигнал своим и, окруженные, под конвоем вооружённых дикарей, мы двинулись в лагерь.
Орава людей тут же привлекла внимание разбойников в поселении. Многие вышли из палаток, заслышав шум. Насторожились. Из высокой палатки, откинув ткань, заменявшую дверь, вышел и Борода. Нахмурил чёрные брови и подозвал того из разбойников, который говорил с Себастьяном. Тот метнулся к нему, что-то шепнул, и Макар коротко кивнул в ответ.
— И какое же дело привело тебя сюда, м? — спросил он, скривив рот. — Неужто совесть замучила? Не поверю. Нет её у тебя.
Охотник не отреагировал на его выпад, подошел на расстояние в пару шагов и встал, расставив ноги на ширину плеч.
— Важное дело, Макар. Знаешь ли ты, что с деревней твоей стало?
— Ну знаю, — хмуро отозвался бородатый.
— А с сыном?
Лицо разбойника исказила боль. Глаза заблестели. Он тут же стряхнул с себя это выражение и нахмурился сильнее.
— Тебе то какая печаль?
Никита обернулся, мотнул головой, и толпа расступилась, пропуская вперёд мальчишку.
— Папа! — крикнул он, сорвался с места, едва завидев бородача, и кинулся к нему.
Макар стоял столбом. Смотрел, широко раскрыв веки и глотал воздух ртом. Алëшка обхватил худыми ручками корпус отца, ткнулся носом в его жилетку и тихо всхлипывал. Плач ребенка вывел из оцепенения сурового мужчину, он пригнулся, обнял обеими руками сына, поднял в воздух и что-то говорил ему, но слов мы не слышали.
Мало кто смог сдержать эмоции при виде воссоединившегося семейства. Я сама с трудом сдержала слезы.
Вся строгость и грубость враз испарилась с лица Макара при виде собственного сына. Чуть успокоив эмоции, он дал знак своим убрать оружие, а новых людей проводить вглубь лагеря. Разбойники смотрели на нас удивленно, немного напряженно, но без агрессии. Несколько человек покосились на Тимофея, в особенности те, кому впрошлый раз досталось от свирепого мельника.
Я помогла изувеченным жителям трёх деревень разместиться на новых местах, снова занялась перевязками и осмотром ран. За работой время до вечера пролетело незаметно.
Тимофей с Никитой рассказывали Макару о том, что удалось узнать. Дашка периодически отлучалась, чтобы разведать, как дела у мужчин, и прибегала ко мне пересказать новости.
Вскоре, недалеко от стихийного лазарета, я расслышала голоса двух мужчин.
— Ну, знаешь, мы после твоих корешков ещё двое суток ходили, как сонные мухи. Лучники с двух шагов в мишень не попадали. Чуть не перестреляли друг друга, идиоты, — говорил Борода ворчливо, но при этом хрипло посмеивался.
— А как ты хотел? Посадил людей в норы. Мы думали, убить решил.
— Да кому они нужны! — возмутился разбойник. — Убивать их ещё. Да и зачем? Девок посадили бы еду готовить, а этого, громилу... Не знаю... Для устрашения с собой бы брали.
— Так заперли зачем?
— А чтоб сговорчивее были. Вроде как, обряд посвящения. Когда в норе посидели бы пару дней, на любые условия согласились.
— Вот в этом я не уверен, — усмехнулся Себастьян и добавил серьезнее. — Что с Градияром? Согласен помочь?
— Тут думать надо. С людьми-то мы справимся, а вот стая его... Обмозговать бы.
— Обмозгуй. Только не долго. Пока есть ещё, кого спасать.
Они попрощались до утра, после чего один из них удалился, шаги же другого явно приближались к палатке.
— Эй, травница, — окликнул меня Себастьян. — Заканчивай. Хватит на сегодня.
— А? — повернулась к нему, закрепляя повязку на плече мужчины. — Да, да. Ещё немного.
— Иди, говорю! — он поднял меня за плечи и повел к выходу, махнув головой двум женщинам. — Отдыхать тоже надо. Сама скоро на них похожа будешь, и без колдовства.
Никита вёл меня через лагерь к нашему новому с Дашкой дому — серенькой небольшой палатке. Лагерь уже почти полностью спал. Остались часовые и несколько человек костровых. Только выйдя из госпиталя, я в полной мере ощутила усталость. С трудом волокла ноги по протоптанной площадке и, если бы Себастьян не держал меня, рухнула и уснула бы прямо тут.
— Пришли, — он остановился у нашей палатки. — Иди, спи. И чтобы до утра не выходила.
— А если...
— Если будет надо, позовут. Сейчас тебя там сменят. Спи.
Он почти втолкнул меня в палатку, прикрыл тяжелую ткань, и снова я услышала удаляющиеся шаги.
Дашка уже устроилась спать. Уставшая, вымотанная. Я опустилась на четвереньки, доползла до своей постели и вырубилась, едва голова опустилась на подушку.
Проснувшись утром, подскочила на месте. Покой и возможность выспаться вдоволь в последнее время стали так редки, что в первую минуту меня это даже напугало. Но потом я прислушалась к окружающим звукам. Вокруг царил гвалт из разношерстных голосов, но ни грамма тревоги в них не было.