Аэропланы над Мукденом - Анатолий Матвиенко

Наученный Ванновским, Самохвалов даже не пытался оправдываться или объяснять нелепость царской обиды. Мысль о том, что арест и конфискация аэроплана были английской провокацией, была, по мнению Петра, слишком велика, чтобы поместиться в маленькую голову Николая II. Оспаривать мнение императора, право, не стоило. Монарх отлично оправдывал расхожую шутку: на Руси три царя, Царь-Пушка, Царь-Колокол и Царь-Тряпка. Император почти никого не наказывал всерьез, более того, помнил заветы отца о важности авиации, в которой разочаровавший его Самохвалов оставался монополистом.

Отмолчавшись на высочайшем разносе, авиатор дал себе волю перед журналистами. Он рассказал о демарше Керзона, о враждебности английского правительства всему русскому, о наглой провокации со старыми финансовыми счетами, с помощью которой его шантажировали и пытались силой завербовать для организации авиационной промышленности на островах.

Петр в запале заявил об отказе от какого-либо сотрудничества с британцами в области авиации и призвал к бойкоту английских товаров, а также экспортных поставок в эту страну. Он заявил, что узкий пролив между материком и островами более не защищает империю, открытую к атакам с воздуха. Что теперь он будет ратовать за авиационный прогресс у явных и скрытых врагов британской короны. Наступит час, когда авиационные бомбы и гранаты полетят на беззащитные английские города, унося тысячи жизней.

Он не думал о том, что могут натворить авиабомбы, бросаемые с самолета на жилые кварталы. Если бы Самохвалов увидел горящие города, он устыдился бы своих жестоких и необдуманных слов, в горячке брошенных журналистам.

— Надеюсь, я не рискую казаться невежливым, господа, собрав вас в неофициальной обстановке?

— Ни в коем разе, ваше императорское высочество. Напротив, для нас огромная честь — высочайшее внимание к нашим скромным начинаниям, — Самохвалов не только словами, но даже телом изобразил некое подобие поклона, желая отработать спектакль и быстрее убраться к своим делам.

Великий князь скривился.

— Петр Андреевич, мне рекомендовали вас как умного человека. Стало быть, вы понимаете, что от моего присутствия в Гатчине у вас прибавляется хлопот. Более того, назначение меня главнокомандующим воздушными силами империи, когда самих сил еще нет, есть выражение недоверия государя императора, приставившего к вам соглядатая в моем лице. Позвольте предположить, дорогой наш авиационный первопроходец, что вы ведете себя со мной неискренно.

— Ваше императорское высочество! — решился подать голос Джевецкий. — Мы, право, удивлены, что к авиации, еще не вышедшей из детского периода и пока не имеющей военно-экономической ценности, приставлен представитель императорской семьи. Посему не можем уразуметь, как относиться к государевой воле — считать ли ее поощрением, недоверием либо чем-то другим. Потому и прячемся за учтивыми фразами.

— Волю императора надлежит исполнять, другого отношения к ней я не приемлю. Что же касается высокого уровня назначения, когда дядя государя занимается вашими делами, прошу, господа, учесть следующее. Это — не честь для вас, а ссылка для меня, — великий князь Александр Михайлович посмотрел на акционеров «Садко» с грустной усмешкой. — О неафишируемых причинах своей отставки с флота я расскажу чуть позже. Однако не престало члену правящего дома бездельничать. Кроме того, удивительно совпали интересы. Инициаторы моей отставки — великий князь Алексей Александрович и министр финансов Витте — приветствуют направление на незначительный с виду пост. Я хочу многого добиться через авиацию, поэтому упросил государя утвердить меня на этой должности. Поздравляю: благодаря моим настойчивым потугам реформировать флот и вашей, Петр Андреич, несдержанности перед британской прессой мы все — немного изгои. На сем извольте завершить официозную часть. Нам придется много общаться, полное мое титулование займет изрядное время. Посему вне официального протокола прошу именовать меня просто — Сандро.

Александр Михайлович приблизился к мангалу и проверил готовность шашлыков. Родившись и проведя юные годы в Тифлисе, великий князь, пусть даже отделенный от простых жителей Сакартвело стенами дворца наместника и социальными барьерами, кое-что перенял у горских народов: любовь к простой мясной пище, жареной на углях и запиваемой молодым вином, широту души и некоторую простоту нравов. Эти качества не вытравило до конца традиционное домашнее воспитание, прививавшее нетерпимость к любым нациям и вероисповеданиям, кроме православных русских, и сословное высокомерие ко всем, в ком менее четверти крови правящего монарха.

Пока высочайший хозяин пикника ворочал мясо, трое авиаторов, сидя в уютной беседке на берегу гатчинского Белого озера, лихорадочно соображали, как им вести себя. Когда Грибоедов опубликовал бессмертные слова «минуй нас пуще всех печалей и барский гнев, и барская любовь», он лишь озвучил вековечные чаяния простых русских людей. Если верить великому князю, «Садко» получил двойной удар — непрерывный высочайший надзор за всем, что делается на заводе, плюс рикошет от неизбежных напастей, что падут на голову опального Романова. Желание «многого добиться» возвещает о грядущих высочайших инициативах, которые никак не помогут нормальной работе. Удивительно, но воздушные экзерсисы в непосредственной близости от Гатчинской царской резиденции практически никак не привлекали повышенного внимания, не считая памятный полет Александра III. И вот — на тебе.

— Александр Михайлович, позвольте обращаться к вам по имени-отчеству, — решительно отметил дистанцию Самохвалов. — Я ценю ваше предложение об общении накоротке. Но позвольте заметить, мы с вами виделись единственный раз, когда усопший император своим рескриптом даровал мне дворянство. Посему звать вас Сандро и просить называть меня Петей, как бы яснее выразиться... несколько опрометчиво с моей стороны.

— Петр Андреевич, я ходил на учебном корвете с простыми курсантами недворянского звания. Вы, верно, думаете, что когда мы ставили топсель на бизань-мачте, боцман обращался: «господа курсанты и вы, ваше императорское высочество, будьте так любезны потянуть за кончик, ибо он совсем ослаб». Нет, он орал на всех нас, что если мы, рыбьи дети, не натянем канат как следует, он лично вобьет адмиралтейский якорь каждому в пятую точку и провернет. Я и подзатыльники от него получал. Сейчас себя чувствую в таком же положении, ибо о состоянии дел в авиации знаю понаслышке. Сиречь — такой же курсант.

— Тогда, быть может, и начинать с азов? Я лично походатайствую перед Кованько чтобы вас обучили пилотированию или хотя бы работе летнаба. Без понятия, каково оно в воздухе, вы вряд ли многого достигнете, — предложил Костович, и его компаньоны затаили надежду, что хотя бы на несколько месяцев чересчур энергичный вельможа оставит «Садко» в покое.

— Огнеслав Степанович, я ценю ваш совет и непременно научусь управлять самолетом. Но, к вашему сожалению, так просто от меня не избавиться. Если вас не затруднит, завтра же прошу показать сборку аппаратов. И на производство авиадвигателей недурственно взглянуть. Но хватит о деле, господа. Шашлык поспел, я предлагаю под него тост за будущее российской авиации.