Охотники за магией - Юлия Галанина

Он сидел наповаленном стволе сосны.

— Незнаю, — задумчиво сказала я. — Наверное, нет, раз пришла.

— Я тебе такскажу, Двадцать Вторая, — посмотрел на меня исподлобья Ряха. — Естьвещи, которые выглядят ужасными, но которые надо делать, потому что еслипопуститься, будет в сто раз хуже.

— Я знаю,Ряха, — покивала головой я. — Всё-то я знаю, да только паршивокак-то… Как ты выйдешь завтра на бой?

— А что, впервый раз что ли? — усмехнулся Ряха. — Бой своим чередом, пожар —своим. Не смешивай.

— Я так неумею, — вздохнула я. — У меня всё в одну кучу.

Я присела рядом сРяхой на ствол, и мы оба уставились на куст шиповника. На шиповнике ужераспустились цветы, большие, нежно-розовые, они, словно бабочки, сидели наусеянных колючками ветках.

— Письмонаписал, — сказал Ряха, глядя на куст так, словно он шиповника никогда вжизни не видел. — Передай, ага?

Он вынул из-запояса скатанный трубочкой и плотно обмотанный кожаным шнурком лист бумаги.

— Ага, —кивнула я, принимая лист.

И мы сновазастыли, разглядывая куст. На цветы садились толстые шмели. Такие же мохнатые,как и его колючие ветки. Только у шмелей колючки не кололись.

— ДвадцатьВторая, — сказал Ряха, не отрывая взгляд от цветов.

— Что? —спросила я.

— ДвадцатьВторая, сделай меня королём.

Я вздрогнула и, сусилием оторвав взгляд от шиповника, перевела его на Ряху.

Ряха был серьёзени даже печален.

— Рях, тычего? — забормотала я растерянно. — С ума сошёл?

— Нет, я вуме, — мотнул головой Ряха, продолжая неотрывно смотреть нашиповник. — Сделай, а? Я знаю, ты можешь…

— Зачем тебеэто, Ряха? — ошарашенно пробормотала я. — Ты и так тут почти король,кого хочешь — любишь, кого хочешь — караешь. Ты же сам можешь им стать, безменя?

— Да, —скромно подтвердил Ряха. — Я могу. Я знаю. Но мне надо, чтобы кто-то мнесказал: «Ряха, будь королем». Тогда я буду шевелиться. А так лень. Самому-томне особо не надо, мороки больно много. Но, может, тогда она согласится…

Вот тут яоживилась, стряхнула оцепенение, навеянное не то солнечным весенним днем, не торазрядкой после вчерашних событий, и подумала, что, похоже, эта самая «она» мнепрекрасно известна и с ней мы прожили бок о бок большую часть моей жизни.

— Ряха, нузачем она тебе? — принялась я охаивать собственную сестру. — Она жевредная, знаешь, какая противная!

— Много тыпонимаешь! — прогудел Ряха. И добавил мечтательно, — та-а-акаядушевная женщина…

Если учесть, чтоэту душевную женщину он видел от силы три раза вблизи, а общался с ней и тогоменьше, то было даже интересно, из чего он сделал столь серьёзные выводы.

— Ряха, онапосуду мыть — терпеть не может! Всегда меня заставляет, — продолжаластращать я.

— Великабеда! Сам помою, — не испугался даже такого ужаса Ряха.

Глаза у негозаблестели, видимо этот разговор ему очень нравился.

— Ряха, онатебя образованностью изведет. Будет придираться, что ты, к примеру, комментариик поэзии Седого Горностая не читал.

Ряхе было море поколено.

— Ну такпрочитаю и дело с концом.

Он помолчал, апотом спросил:

— Толстая?

— Кто?!

— Да книжкаэта? Сильно толстая?

— Ну да…Солидная такая…

— Ничего,осилю, — принял твердое мужское решение Ряха.

— Ряха, ну накакую ты себя жизнь обрекаешь? — воскликнула я. — Посмотри, сейчас тысо всех сторон распрекрасный, сильный и женщинами любимый, и всё у тебя хорошо,полный порядок. Но неужели ты думаешь, Светлая кого-нибудь рядом потерпит?Будешь ты посуду мыть, книги скучные читать, станешь тонким и хлипким,перепилит она тебе шею своими требованиями, опомнись!

Ряха довольнохохотнул, наклонил коротко стриженую голову и ткнул пальцем в шею:

— Эту?

— Эту! —подтвердила я, тоже хихикая, потому что, глядя сейчас на Ряху, любой бы понял,что даже дюжина самых зловредных баб не смогла бы превратить его в слабого ихилого, и шея его осталась бы в целости и сохранности, ещё бы, она в некоторыхместах была шире головы.

— Ну как,берёшься? — посерьезнел Ряха.

— Нет, я немогу так сразу ответить! — отказалась я. — Мне подумать надо.

— Подумай, —разрешил Ряха. — Не очень долго.

И тут я вспомниларазговор с Рассветом около подзорной трубы.

— Ряха, вотты у нас такой любвеобильный, да?

Ряха приподнялбровь.

— И женщина ссамой лучшей попой — твоя, и женщина с самой лучшей грудью — твоя, и к сестреклинья подбиваешь. А вот почему ты ко мне ни разу не приставал? Впредставительстве интересуются…

Ряху словнопружиной со ствола подбросило. Он побагровел, воткнул свой указательный палецсебе же в висок и выразительно провернул. Проделай он это с моим виском, —вкрутил бы палец в голову на всю длину.

— И ты того,и твои в твоем Огрызке того! — прорычал он. — На голову подвинутые!Солдат ребёнка не обидит, такое им в голову не приходило?

Он развернулся и,ломая кусты, гневно понесся прочь с полянки.

Сделав с десятокшагов, остановился и прокричал:

— Приставатьк тебе, разбежалась! Да ты на себя посмотри, кожа да кости, к чему тутприставать?!

— Ряха, ятебя тоже люблю! — проорала в ответ я, улыбаясь до ушей. — Во сколькозавтра на рынке быть?

— В ЧасРосомахи! — отозвался Ряха и исчез.

А я еще посиделана вывороченной сосне, глядя на шиповник и улыбаясь.

Из Ряхиных словможно было сделать два вывода.

Во-первых, япохудела, ура!

Во-вторых, похоже,он не на шутку вознамерился сделаться моим родственником, вот беда… Упрямый же,как древесный корень.

Я подумала, чтоесли бы в этом дурацком мире всё было по уму, то на месте Ножа и Ряхи я бы селаза стол переговоров и урегулировала этот вопрос так: раз им моя сестра обоимнужна, передавали бы ее друг другу на время. Три луны у Ножа — три луны у Ряхи— и снова три луны у Ножа. Не жизнь, а песня. Ведь почему люди ссорятся? Потомучто привыкают друг к другу, а за три луны не привыкнешь. Да только кто ж в этоммире по уму-то делает? Дракой дело кончится и всё. Нож — он только с видуулыбчивый. Да и у сестры характер не такой, чтобы позволить себя передавать,словно кубок. Как бы она обоим претендентам на её сердце не поддала сгоряча.Мало у нас бед, вот, пожалуйста, ещё один узел.