Целовать Бога в губы. Книга первая. Ника Шестикрылый Серафим - Николас Мваники

Они такие смешные! Убить хотят давно уже мертвого!

Подонки! Да пошли вы, на х…й, уроды конченные!

Да и я дурак. Зачем я с ними боролся? Я же не против них.

Но Алисия…

Моя любовь Алисия…

Всё. Я сплю. Меня жёстко накрыло чёрной тяжёлой пеленой.       Сон.

И снится мне странный сон:

Стою я на сцене жизни. А может это сцена смерти.

Простирается надо мной огромное дерево. Причудливое. Корни его растут вверх, а ветви вниз. Корни его – это мои прошлые поступки, ствол его – моё стремление к счастью, а ветви его – мои желания. И вроде я сам и есть это дерево. И я отдельно от него стою. Здесь же. Рядом.

Стою и держу на руках Алисию. А она уже не дышит. Лицо её бледное, но всё также прекрасное. И глаза. Её огромные и, как небо, синие глаза, широко раскрыты и застыли в немом вопросе.

И в этом её вопросе, в этом предсмертном вопросе, как раз и заключается то, что я, то есть моё сознание, навсегда сокрыло от меня и выдает мне небольшими абстрактными темами про Нику в главах моего романа.

А спрашивает меня Алисия всего об одном: почему я её тогда не спас от самоубийства. Почему я тогда её не защитил. Почему я от неё отказался и прервал с ней общение. Я же понял, я тогда узнал свою квартиру, из которой Алисия вела трансляцию на вебкам сайт. Это была моя квартира. И эту мою квартиру чисто за символическую плату, сдала в аренду моя мама этой девушке-студентке. И я бы мог приехать и признаться Алисии в любви. Даже пусть я был бы отвергнут ей. Но мог бы её защитить от этих долбанных легионов. Помочь хоть чем-то ей или её маме. Да просто быть рядом…

Алисия мне отказала в любви, но она не отказывала мне в дружбе. А я решил, что просто посмотрю, как Алисию накажет судьба. Я потирал руки. Мне очень хотелось, чтобы она, за свой отказ мне, пострадала.

Ну почему я такое жестокосердное чмо?! Почему???

Я же полюбил эту девочку. И это значит, я должен был позаботиться о ней. Да и я чувствовал, что Алисия ко мне относится с симпатией, но не могла переступить через рамки сайтовского общения. Или не хотела. Это её право.

Про это всё я узнал немного позже: и про её жизнь, и про её смерть. Квартиру свою, в которой жила и ушла из жизни Алисия, я, конечно же, продал. Ездил к ней домой, в небольшой поселок рядом с городом, в принципе, от моего до её дома на машине минут 15 езды.

Говорил с её друзьями. Все сказали, что Алисия, Алена, была прекрасным человеком и очень красивой. И так как она погибла девственницей, её хоронили в платье невесты. Я ездил к ней на кладбище. Купил огромную охапку белых роз и пошёл к ней на могилу.

Так они и лежат вместе: мама и дочь, а над ними, мы им поставили памятник. Два белых Ангела Любви. Это были мои последние два Ангела Любви. Два Ангела, которые каким-то чудом уцелели в моем сердце. И я их отдал Алисии и её маме. Спите спокойно, а Ангелы пусть охраняют ваш покой.

Получается, что Ангелов я своих не сохранил. Демонов – не победил. Зачем тогда вообще жить. Для чего?!

Кого бы спросить!

Смотрю – стоит ко мне спиной Фрэнк Синатра, а далее тысячи и тысячи людей перед ним, как бы чуть поодаль и немного внизу. Мы же с ним на сцене.

И поёт он свою прекрасную песню «Мой путь».

А я подхожу нему. Положил свою руку ему на плечо и прошу помочь мне, прошу посоветовать: что же мне делать? И поворачивается ко мне Фрэнк Синатра.

Только это вовсе не он, а Крис Ри.

Смотрит мне в глаза Крис Ри, и слышу я слова его песни:

«В огнях магистрали у обочины темной

я увидел знакомую фигуру, и это была моя покойная мама.

Сынок, куда ты идешь? – спросила она

Мама, я иду в край богатых, ведь там я могу себя продать подороже.

Знай сынок – заплакав, сказала мне мама, – это твоя дорога в ад…»

И далее его легендарный музыкальный проигрыш.

И это всего лишь мой сон. Мой сон как моя реальная жизнь.

Только я и мой бесконечный проигрыш…

Глава 26

И зачем, ну зачем, я шучу со смертью, в её самых конченных проявлениях. А что Смерть? Она сама на эшафоте, она сама приговорена. Даже если ей и не хочется выполнять своё предназначение, Смерть всё равно вынуждена в страхе перед Временем собирать и собирать свою жатву. Да и её черёд настанет. И она про это знает. Она уже заняла за мной свою очередь.

Время, ты, Время – мой нежный палач!

Спасибо тебе, Господи! Наконец-то, наконец, пришёл и мой час. И вот я на площади полной зевак, и вот он – эшафот, и вот она – плаха.

Милый, добрый, трогательный палач, прошу тебя: очень деликатно так, отсеки мне мою голову! Да, да. Вот так! Со всего маха. Наотмашь! Опусти остро отточенный топор на мою уже вытянутую, в предвкушении казни, шею. Вжик!!! Шлёп. Вот и моя голова покатилась по помосту. Держите её! Берите. Не брезгуйте. Струйки крови вот-вот перестанут марать свежевыструганные доски помоста. Простите меня за эту кровавую неурядицу и пачкотню.

Да. Вот так. Ну можно и за волосы. Берите и перенесите голову в корзину для овощей. Аккуратненько так положите. Да не кидайте! И сначала выньте из корзины, два кочана капусты. Вы что не видите – корзина занята? Ну негоже моей отрубленной голове лежать среди овощей.

Вот так. Всё правильно. Да. И теперь голову туда. Хорошо. Несите всё в телегу. Голову и тело. Отдельно всё теперь. До чего же потешно болтаются руки и ноги!

Вот вы только посмотрите, до чего доводит реализация собственных стремлений к навязчивому повторению травматического опыта. Материальные воплощения – это мои Я и Моё, рождение и смерть – это мои вечные игры и развлечения. И когда же мне это всё надоест?

Да. Ну что ж делать. Провинился я, наверное. Вот и казнили. А вы что думали?! Все, кто родился – будет казнён. Временем. Рано или поздно. И, как правило – рано. Не