Сектор обстрела - Василий Орехов

— Да, разумеется. — Профессор сделал паузу. — Но видите ли… Меченый все время противопоставляет себя коллективному разуму. Он совершенно неуправляем. Его обуревают ненужные страсти и сомнительные идеи, особенно после того, как вы прострелили ему голову. Он причиняет нам слишком много беспокойства. Расходует общие ресурсы на крайне нерациональные поступки и регулярно нарушает режим секретности. Меченый должен умереть, так будет лучше для всех.

— Почему же вы сами не устраните его? — поинтересовался я.

— Это не так просто, — произнес профессор. — Мы не в состоянии этого сделать.

— Как же так? У вас ведь такие возможности!

Лебедев поморщился.

— Дело не в возможностях, а в психологии… Ладно, давай на максимально простом примере. Представь, что у тебя опухоль мозга…

— Нет, спасибо.

— Значит, у тебя опухоль мозга, — настырно повторил профессор. — И у тебя есть операционная, у тебя есть самое современное оборудование, которым может управлять один-единственный человек, электронные микроскопы, покадрово транслирующие на монитор проникновение лазерного скальпеля в мозговую ткань, томограф, медицинский компьютер последнего поколения, готовый в любую секунду перехватить управление скальпелем, если возникнет угроза здоровым тканям… Сможешь ли ты в такой ситуации сделать операцию на мозге самому себе? Даже если учесть, что мозг не имеет нервных окончаний и операция будет абсолютно безболезненной?

— Я бы, наверное, смог, — проговорил я. — Бывал еще и не в таких переделках. Но кажется, я понимаю, о чем вы говорите. Разумеется, если бы у меня был человек, которому я мог бы доверить операцию, я охотно свалил бы эту ответственность на него, лишь бы не копаться в собственных мозгах, содрогаясь от омерзения.

— Правильно, — сказал Лебедев. — Вот так же и мы не можем ликвидировать одного из нас. Из психологических соображений. Не можем уничтожить своими руками часть собственного мозга, хотя это совершенно необходимо, ведь больной участок способен привести к гибели всего организма.

Я потер ладонью пылающий лоб.

— Вы много и красиво говорите, Лебедев, — заявил я. — Меченый вчера тоже долго и красиво говорил, пока не потерял терпение и не начал мочить меня при помощи телекинеза.

— Меченый просто пытался убедить тебя по-хорошему, как и я сейчас. Это наименее трудоемкий и болезненный для обеих сторон способ переговоров. Когда у него не вышло, он естественным образом рассвирепел.

— А если у вас не выйдет убедить нас, вы тоже естественным образом рассвирепеете и начнете меня калечить?

— Нет. В этом и разница между нами и им — низменные эмоции не должны влиять на принимаемые решения. Если мы не придем к соглашению, я просто пожму плечами и оставлю вас с Меченым один на один. Мои бойцы только что рассеяли зверье Меченого, но если они тоже уйдут, а вы попытаетесь вернуться к Периметру, он соберет мутантов снова. Однако я искренне не понимаю, ради чего можно отказаться от такого шанса выжить.

— Если бы вы просто выпустили нас из Зоны, шанс выжить у нас был бы еще больше. Меченый нас уже не достал бы.

— Тогда из Зоны не выпустил бы вас он. Уничтожил бы на месте. С гарантией. Вы всерьез уверены, что смогли бы на равных бороться с Хозяином Зоны, пусть даже у него дырка в башке? Вы не сумели ему толком сопротивляться, когда он вчера хотел доставить вас на Радар целыми и невредимыми. Теперь, когда он планирует просто прихлопнуть вас, шансов еще меньше… На этом разрешите откланяться.

Внезапно прервав разговор, монолитовец захлопнул забрало шлема. Впрочем, почему внезапно? Профессор Лебедев довел до нашего сведения все, что хотел, и дальнейший разговор с низшими существами был ему абсолютно неинтересен. Стало быть, выбор у нас небогатый: либо прорываться к Периметру, натыкаясь то на зверье Меченого, то на бойцов остальных Хозяев Зоны, либо отправиться в логово Борисыча и попытаться его прикончить. Я вчера уже пытался это проделать и, честно говоря, если бы не счастливая случайность в лице Динки, мне не помог бы в моем смелом начинании даже дьявол-хранитель. В общем, выбирай, но осторожно, но выбирай.

— Послушайте! — рявкнул я, сообразив, что профессор Лебедев собирается нас покинуть. — Вы не намерены участвовать в операции на собственном мозге, но вы же можете помочь нам в подготовке операции! Дайте нам инструменты, подскажите, где искать Меченого…

— Инструментов у вас вполне достаточно, — заявил Лебедев, снова приоткрыв забрало. — Что касается информации, то ею мы делиться не станем, поскольку Меченый может иметь доступ к нашей беседе. Сознание-то у нас коллективное, — усмехнулся он. — Но информации у вас тоже хватает. Используйте то, что имеете. Успехов.

Изменившись в лице, монолитовец развернулся и размеренно зашагал вниз по склону. Я хотел еще раз окликнуть его, но понял, что больше он не скажет ни слова — профессор уже поведал нам все, что было нужно, и покинул сознание раба.

Стрелок приподнялся с земли и сел, опершись на руки.

— Все, — объявил он. — Приплыли. Туши свет, сливай воду. Всего-то и делов — прикончить Меченого. Раз плюнуть…

Похоже, у папаши потихоньку начиналась истерика. Такая суровая истерика крутых мужиков, когда человек просто сидит на одном месте и вполголоса сварливо кроет по матери несправедливую судьбу. Выглядит получше, чем истерика женская, но увы, имеет ту же самую природу.

— По-моему, у нас есть шансы, — осторожно проговорил Патогеныч-один.

— Нет у нас шансов, — отрезал папаша. — А знаете почему? Потому что Меченый по-прежнему подключен к коллективному сознанию и только что наверняка с интересом узнал, что нам сделали на него заказ. У нас нет шансов, ребята.

— Так, — деловито проговорил я. — Быстро ставь защитную сферу!

— Зачем? — безнадежно проговорил Стрелок.

— Ставь, кому говорю!

Он в общем-то понимал, что военный совет необходимо проводить так, чтобы Меченый не имел возможности никоим образом подслушать наши планы, а добиться этого можно только в полностью отрезанной от внешнего мира сфере Смидовича. Вот только военный совет ему проводить совсем не хотелось. Похоже, он считал затею безнадежным делом.

— Борода, — неохотно произнес он, — поставь молодому сферу. Ты же у меня отобрал…

Борода тоже явно не пылал энтузиазмом в отношении военного совета, но сферу активизировал.

— В камень-ножницы-бумагу умеешь? — быстро спросил я у Стрелка.

Тот поднял на меня сердитый взгляд: ты совсем тронулся, сталкер?

— Сыграем! — потребовал я, выставляя кулак.

— Зачем? — тускло спросил папаша.

— Хочу тебе кое-что продемонстрировать. Нечто крайне важное.

Безо всякой охоты он принялся синхронно со мной трясти кулаком и по счету «три» выбросил символ ножниц. Молодец, старая школа. Тупица в первом туре непременно изобразит «камень», потому что ему безосновательно кажется, что это самый сильный знак, какой только есть в игре. Понимая это, умный человек первым ходом выкинет «бумагу», чтобы завернуть «камень» тупицы. Что касается умного и коварного типа вроде Стрелка, который ко всему прочему понимает, что и сам играет с пройдохой вроде меня, то он наверняка попытается шагнуть еще дальше и выберет «ножницы», надеясь поймать ими мою «бумагу», которой я, как человек несомненно умный, собираюсь, по его мнению, поймать его «камень». Дальше нехитрой комбинации девяносто процентов людей обычно не заглядывают, полагая, что и ее более чем достаточно в такой несерьезной ситуации. Ан нет, уважаемые. «Камень — ножницы — бумага» — только на первый взгляд примитивная игра на везение. Здесь возможны такие комбинации, куда там твоим шахматам.