«Химия и жизнь». Фантастика и детектив. 1985-1994 - Борис Гедальевич Штерн

это вполне возможно, — но ведь не было ничего сказано кроме того, что можно прочитать в любом популярном журнале.

Звонок. Легка на помине!

— Сьютон, это Бетти. Вы когда домой едете?

— Часа через два, наверное. А что?

— Машина барахлит. Шеф работы оставил как раз часа на полтора. Подвезете?

— Да, звоните…

Что-то многовато каких-то странных и быстрых совпадений!

Мокрый снег навстречу; мгла — и слепящие пятна от фар встречных машин. В новом, недавно купленном «Джое» тепло и уютно. Грэм не видит, но всем существом чувствует сидящую рядом Бетти. Чтобы не говорить, включил последний выпуск новостей. Опять обострение латиноамериканского кризиса, снова локальная война, грозящая в любой момент перерасти в глобальную, снова девальвация, сплетни, спорт, секс…

— Сьютон, неужели вам эта болтовня не надоела?

— Вот что я заметил, Бетти. Большая часть из того, что вы обычно говорите, — вопросы. Я соскучился по повествовательным предложениям — скажите что-нибудь в этом жанре. Пожалуйста.

— С удовольствием. Мне скучно сегодня и одиноко. Вот. И мне не хотелось бы, чтобы вы оставили это обстоятельство без внимания.

— Странно, что это обстоятельство ускользает от внимания социологов. По-моему, общество стоит на грани катастрофы, если у женщины вашего класса вдруг случаются свободные вечера.

Бетти Корант спокойно выключила приемник и закурила.

— Не надо меня обижать. Почему бы вам не отнестись ко мне по-человечески?

— Я работаю здесь семнадцать лет и за это время научился даже намеки нашего общего патрона воспринимать как распоряжении. Мне кажется, ему будет неприятно, если мы с вами сойдемся, — по-человечески или как-либо иначе.

— Он говорил вам об этом?

— Бетти! Повествуйте, пожалуйста.

— Хорошо, могу даже о будущем. С угла Тридцать седьмой улицы мы свернем налево, к набережной. Вы не будете задавать мне дурацких вопросов, за что и буду вам несказанно благодарна. Иногда очень трудно быть женщиной, особенно, как вы изящно выразились, — моего класса. Вы давите на акселератор так, как будто по нему ползают блохи, и по меньшей мере дважды чуть не врезались в идущую впереди машину. Согласитесь: вы не нервничали бы так, если бы вас на рюмку коньяку пригласил к себе приятель или просто сослуживец.

— Ну, тут вы ошибаетесь. — Грэм сбросил газ. — В этом случае я бы просто обомлел от изумления, а потом быстро заподозрил бы что-то неладное.

⠀⠀ ⠀⠀

⠀⠀ ⠀⠀

— Кстати, Грэм, — Бетти нажала на кнопку лифта. — Вы, надеюсь, достаточно тверды в вопросах морали?

— Разумеется, нет. Этика — наука экспериментальная, и в ней, как и в химии, не стоит ничего принимать на веру, без эксперимента.

— О господи! — с картинным ужасом воскликнула Бетти. — Неужели вы и вправду так думаете?

— Нет, конечно, — засмеялся Сьютон. — Никогда не говорю то, что думаю.

— Почему же?

— Так… Некому, — сразу посерьезнел Грэм.

⠀⠀ ⠀⠀

⠀⠀ ⠀⠀

В маленькой квартирке было уютно и чисто. Вопреки опасениям Сьютона, хозяйка не отправилась тотчас же в ванную, чтобы выйти оттуда в легко распахивающемся халате, а вместо этого быстро и ловко накрыла маленький стеклянный столик между двумя удобными креслами.

— Итак, выпьем! — Бетти разлила по рюмкам коньяк. — Вы очень одиноки, Грэм?

«Что-то уж больно в лоб!» — подумалось Сьютону.

— Да ведь люди все, в сущности, одиноки. Правда, каждый по-своему чувствует одиночество. Многие умудряются не чувствовать его вовсе.

— Не знаю, как многие, а я так чувствую очень остро. И сегодня почему-то особенно, хотя вы мне и нравитесь.

— Я тронут, Бетти, но…

— Но не торопитесь. Из этого пока ничего не следует. Мне чего-то недостает…

— У нас в химии это называется энергией активации: чтобы спуститься в долину, сначала нужно подняться на перевал. Кстати, откуда вы знаете, что я не женат или что-либо в этом роде?

— Женщины чувствуют это кожей.

«Ну да, особенно если это им наперед известно», — подумал Грэм, и тут же в нем что-то дрогнуло и напряглось внутри — верный сигнал тревоги. Ему стало и вовсе не по себе под ее прямым и чуть насмешливым взглядом — она явно знала существенно больше того, что ей приходится перепечатывать; только сейчас Сьютон вдруг вспомнил, что эта посредственная, в сущности, машинистка никогда не делала опечаток даже в самых головоломных для непосвященного химических названиях. Внезапно стал понятным и скрытый смысл предостережения шефа — кто-то, видимо, заинтересовался содержанием их работ, не входящих в официальные секретные отчеты и потому действительно секретных.

Сьютон с беспечным видом потянулся к бутылке; Бетти нажала клавишу магнитофона.

Остаток вечера они проболтали о всякой чепухе и время от времени танцевали под вкрадчивую приглушенную музыку, под которую хотелось ходить кошачьими шагами.

⠀⠀ ⠀⠀

⠀⠀ ⠀⠀

Красный телефонный аппарат не звонил никогда, и Сьютон, как и все, был уверен, что это просто банальное подслушивающее устройство, хотя официально оно называлось «прямой связью с шефом». Элли, зажав рот одной рукой, другой молча показывала на красный телефон. Великий немой звонил.

Грэм снял трубку; не дожидаясь ответа, шеф медленно процедил: «Сьютон, сегодня к концу дня постарайтесь обойтись без своего обычного допинга. От вас не должно пахнуть. Прибывает высокая комиссия для расследования нашей научной деятельности, и я хочу, чтобы вы мне ассистировали. Итак, до трех».

Трубка заглохла без обычных коротких гудков. Ну конечно! Ответа ему опять не нужно. Но откуда, черт возьми, он все знает? Непохоже, чтобы такой человек пользовался услугами доносчиков.

— Элли! Мешалку — вот эту — и термостат выключите в три тридцать. Сегодня я, кажется, буду пить в обществе шефа. Да, и хроматограмму не забудьте проявить.

⠀⠀ ⠀⠀

⠀⠀ ⠀⠀

Комиссия — толстый, смахивающий на улыбающуюся лошадь генерал с несколькими рядами орденских планок («Интересно, за какие это подвиги в мирное-то время?»), несколько предупредительных офицеров свиты и вялый субъект с застывшим выражением зубной боли на лице, лишь бровями задававший вопросы и принимавший ответы апатичным кивком. И еще давний знакомый — куратор из секретной службы: усталая физиономия старой, натявкавшейся на своем веку дворняжки.

Шеф — отчужденный и высокомерный — долго водил гостей по лабораториям, говорил мало и настолько по-ученому, что комиссия просто не могла не чувствовать себя оплеванной из-за своей полной и бесповоротной некомпетентности. Даже ухмылявшийся про себя Сьютон — и тот не раз становился в тупик перед непролазным нагромождением названий и терминов. Это, впрочем, не мешало генералу изредка похохатывать, а мозгляку — вяло кивать. Четко просматривалась только одна мысль шефа: да, кое-какое оборудование у нас есть, но вероятность получить нужные вам результаты будет тем выше, чем больше будет всех этих самописцев, анализаторов, магнитов, мигающих лампочек и прочего.