Ярость Антея - Роман Глушков

Скрытное поведение следящего за нами человека – кажется, это юноша или некрупный мужчина – выдает, что к молчунам он не принадлежит. Надо полагать, мы с Ольгой также на них не похожи, пусть и выглядим после вчерашней автокатастрофы далеко не лучшим образом. Однако я остерегаюсь приветливо махать заметившему нас наблюдателю рукой, а предпочитаю сначала известить о нем спутницу.

– Это, наверное, Яшка на балконе маячит, – как ни в чем не бывало отвечает Кленовская, даже не взяв у меня бинокль, чтобы взглянуть в том направлении. – И раз он там, значит, вокруг все спокойно. Заметь Яшка поблизости опасность, он не торчал бы снаружи, а прятался в театре.

– Так вот где отсиживается ваша братия! – осеняет меня. – Фантомы в опере! А я-то сразу не врубился в шутку юмора, думал, вы в каком-нибудь подвале хоронитесь или складе.

– Глупо ютиться по подвалам, когда рядом есть просторное, светлое и хорошо меблированное здание. Которое вдобавок не оборудовано даже примитивной системой киберобеспечения и потому абсолютно не интересно Душе Антея, – говорит Ольга. – Ты знаешь, что в нашем оперном театре никогда не использовались электронные билеты, голографические декорации и кибермодули в качестве билетеров и рабочих сцены? Забавный архаизм, но такова традиция, которая сегодня пришлась как нельзя кстати. Одно плохо: вечерами здесь слишком мрачно и всякая чертовщина мерещится. Правда, к этому быстро привыкаешь – в городе по ночам и не такое творится.

Я вновь гляжу туда, где прячется дозорный «фантомов», но он уже покинул свой пост. Видимо, побежал докладывать Папаше Аркадию о возвращении Кленовской в компании с неизвестным типом в военной форме. А Ольга, прибавив шаг, направляется через увядший сквер прямиком к парадному входу в театр. Я прячу бинокль и поспешаю за ней, попутно силясь вспомнить, наведывался ли я в сей храм искусства после того, как в свое время нас, тогда еще курсантов военного училища, регулярно водили в оперу для культурного просвещения. К моему величайшему стыду, «Риголетто», коего я без особого восторга прослушал незадолго до своего выпуска из училища, был моей последней попыткой приобщиться к оперной классике. И разве мог подумать я в тот вечер, покидая с приятелями театр, что следующее мое посещение Сибирского Колизея случится спустя прорву лет и при таких невероятных обстоятельствах?..

Возвращение Кленовской в убежище ее маленького, но сплоченного клана вызывает нешуточное оживление. Неудивительно, ведь сегодня каждое появление в этой семье нового человека считается из ряда вон выходящим событием. А тем более человека, спустившегося сюда из внешнего мира. «Фантомы» догадываются, откуда я пожаловал, еще до того, как мы с Ольгой переступаем порог театра. Я одет в полевую зимнюю форму, в то время как все оставшиеся в «Кальдере» военные носят летнее обмундирование. В него же одет и глава клана Папаша Аркадий. Его офицерская выправка и сохраненные знаки различия на погонах сразу дают понять, что он и впрямь является армейским полковником, а не напялил снятую с чужого плеча униформу для того, чтобы подчеркнуть свой статус лидера.

Я тоже решаю не пренебрегать воинским уставом. Едва разглядев, что встречающий меня кряжистый седовласый человек с тяжелым подбородком и испытующим взором носит высокое звание, я сразу весь подбираюсь и докладываю ему о своем прибытии по всей форме. Папаша Аркадий крепко жмет мне руку и представляется как полковник Кунжутов. Его фамилия кажется мне определенно знакомой. Но уточнять, где именно он служил до того, как угодил в «Кальдеру», я не тороплюсь, а сразу передаю слово Ольге. Ей есть о чем сообщить Папаше, прежде чем тому захочется потолковать со мной.

В вестибюле театра нас ожидает десять человек. На встрече не присутствуют двое больных тахисклерозом, которые доживают свои последние дни и уже не могут самостоятельно передвигаться, двое таких же, как Ольга, разведчиков, исследующих сейчас северные районы «Кальдеры», и академик Ефремов, отправившийся спозаранку к Поющему Бивню для его дальнейшего исследования. Прочая разношерстная компания, включая Яшку, выходит в фойе, поскольку никак не может пропустить столь знаменательное событие.

Сразу за большими деревянными дверьми, которые – немыслимый архаизм! – приходится открывать вручную, оказывается высоченная баррикада, перегородившая просторный вестибюль поперек от стены до стены. На создание этого оборонительного рубежа ушла, наверное, добрая половина кресел большого зала. Но сооружено заграждение с такой тщательностью, что невольно напрашивается мысль, не проектировались ли все эти кресла изначально с таким расчетом, чтобы в случае войны их можно было использовать для подобных целей. Преодолеть баррикаду «фантомов» с наскока не сумел бы даже самый прыткий молчун. А «бешеные» кибермодули, чьи габариты позволяют протиснуться в театральные двери, неминуемо завязли бы в нагромождении массивной мебели, как глупые олени в лесном буреломе.

Оценив педантичность, с какой полковник Кунжутов обезопасил парадный вход Сибирского Колизея, я предполагаю, что остальные места вероятного проникновения врага в театр также надежно перекрыты. Однако, судя по отсутствию пулевых отметин на стенах и целым оконным стеклам, носители разумной мантии пока не предпринимали попыток взять штурмом последний бастион человечества в «Кальдере».

Ольга проводит меня за баррикаду через оставленную сбоку узкую щель. Из десяти встречающих я узнаю лишь Папашу Аркадия, Эдика и Яшку, о которых вчера обмолвилась Ольга. Немой парнишка примерно восьми лет стоит рядом с патлатым блондином и смотрит на меня удивительно спокойным и не по годам смышленым взглядом. В руках у Эдика графический планшет, с которым он, если верить Кленовской, не расстается даже во сне. Лишь однажды мальчик отвлекается и, задрав голову, смотрит на патлатого, словно хочет ему что-то сказать. Недоверчиво пялящийся на меня блондин замечает обращенный к нему взгляд ребенка, улыбается в ответ и дружески треплет Эдика по голове. На лице паренька при этом не отражается никаких эмоций. Опустив взор, он снова глядит на меня глазами маленького мудреца, коему известна некая недоступная взрослым истина.

Представившись полковнику и уступив слово Кленовской, я получаю возможность познакомиться с другими «фантомами» и «фантомками». Последних в клане Папаши Аркадия помимо Ольги насчитывается еще три. У самой пожилой из них тахисклероз в последней стадии. Она лежит в местном лазарете вместе с еще одним умирающим под присмотром Ядвиги Борисовны – пятидесятилетней бухгалтерши, выбранной на должность медика, поскольку она – единственная, кто из небоеспособных членов клана мало-мальски разбирается в медицине. Ядвига Борисовна также болеет тахисклерозом Тюрго, но ее болезнь пока позволяет ей чувствовать себя нормальным человеком, а не беспомощной развалиной.

Четвертая «фантомка» – ровесница Ольги, но в разведку с ней лично я бы не пошел. Впрочем, Кунжутов ее туда и не посылал, поручив этой медлительной, нескладной и вечно брюзжащей особе по имени Элеонора заниматься хозяйственными делами. По сей день никто так и не выяснил, почему она осталась в городе, чем не приглянулась Душе Антея и как умудрилась выжить. Но Папаша Аркадий не требует от своих подопечных исповедоваться ему и друг перед другом. Для вступления в клан вполне достаточно вести себя адекватно и быть уживчивым в коллективе. Оба этих качества у Элеоноры имеются, поэтому свое место среди «фантомов» она заслужила по праву.