Падший клинок - Джон Кортней Гримвуд
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Госпожа моя, я не голоден.
— Амелия говорит, ты не ел, — резко отозвалась Десдайо.
Ах да, Амелия с серебряными косичками и двойной жизнью. Сейчас они были друг другу чужими, как и предупреждала девушка.
— Госпожа моя, я поел с господином Атило.
— Тогда выпей. Пей и рассказывай о своей жизни. Кто твоя семья? Где ты жил раньше? Я все хочу знать…
— Госпожа моя, я раб. — Интересно, знает ли она, что Тико использовал почти пятую часть драгоценного содержимого горшочка для защиты от последних лучей закатного солнца, пробивающихся в ее окно. Конечно, нет. Она ничего не знала ни о жизни своего будущего мужа, ни тем более о его методах обучения.
Хозяева бьют слуг, подмастерья — учеников, такова природа обучения. Атило показал ему плетку, которой наказывал Амелию и Якопо. А потом продемонстрировал плетку для самого Тико. В нее вплели серебряную проволоку. Один удар по голой спине, и Тико обмочился от боли.
— Об Амелии я знаю все, — легко сказала Десдайо.
Что она узнала? И насколько близко подобралась к правде? Он рассеянно потянулся к стакану и случайно поднял голову. Десдайо улыбалась. Она похлопала по своему двойному креслу.
— Садись сюда. И рассказывай.
Простое правило: не показывай своих чувств; оно помогало остаться в живых. Но сейчас, рядом с Десдайо, он испытывал огромное искушение рассказать, как очутился здесь. А вдруг Десдайо поможет узнать, кто же та девушка из базилики?
Это было бы стоящее открытие.
— Я не знаю своего имени, — начал Тико. — Настоящего имени. И воспоминания путаются. Я родился в прогнившем городе. Летом еды мало, зимой — еще меньше. За стенами жили демоны. А внутри — господин-калека, его пьяный брат, их стражники, их женщины и мы. Их рабы.
— Ты был рабом?
— Мне так кажется… Я был свободен, но недолго. Пока герцогиня Алекса не поймала меня.
— И что Алекса собирается делать? — внезапно помрачнела Десдайо.
— Я родился рабом, — быстро сказал Тико. — И стал псом. Вот сколько я уже вспомнил.
Его слова сделали свое дело. Из глаз девушки исчезла озабоченность. Она улыбнулась, рассмеялась, удивилась его серьезному лицу и вновь улыбнулась.
— Псом?
— Волкодавом. Волкодав убивает волков.
Десдайо наклонилась ближе. От жара камина она совсем раскраснелась. Движение сильнее обнажило грудь, желающую выскользнуть из выреза платья.
— И сколько волков ты убил?
— Трудно вспомнить… Я в прямом смысле, — добавил он, увидев, как Десдайо закатывает глаза. — Я был… болен, когда приехал сюда. Плохо помню.
— Может, ты просто хочешь забыть?
— Возможно.
Атило ушел по делам Совета, Якопо с ним. Амелия? Кто знает, где она. Наверное, воюет с Николетти. Кухарка на кухне, рада, что ей никто не мешает. Во всем особняке иль Маурос только три человека, один из которых месит тесто на верхнем этаже.
— Расскажи мне о волках, — нетерпеливо сказала Десдайо.
У старого волкодава господина Эрика был непредсказуемый нрав, помнил Тико. А потом он вспомнил и многое другое…
Когда овец не осталось, владеть волкодавами стало бессмысленно. Однако господа Бьорнвина приплыли с собаками и овцами, не говоря уже о рогатом скоте, лошадях, рабах и их ребятне — все необходимое для освоения новых земель. Они извлекли уроки из опыта прежних колоний. Исландия научила их: если хочешь, чтобы семьи стремились сюда, не называй страну холодной. Так Гренландия, которая напоминала ледяную страну намного сильнее, получила более приветливое имя.
В Винланде было вино, а еще зеленые поля, чистые ручьи и мягкие зимы. Намного мягче, чем в Гренландии или Исландии, где они становились все суровее с каждым годом. Но после Гренландии никто уже не доверял слухам от поселенцев. Викинги и их семьи так и не приплыли. Основатели колонии год за годом теряли земли и проигрывали в борьбе с дикой природой. Бьорнвин остался последним городом. И когда он падет, а в этом не сомневался никто, кроме господина Эрика и его двоюродного брата Лейфа, Винланд исчезнет.
Так шептались рабы-трэли.
Тихий и осторожный, беловолосый с детства, Тико рос среди истин, о которых нельзя говорить. Господин Эрик уже не мог зачать ребенка, но его скальд пел о будущих славных поколениях. Господин Лейф сражался пьяным, потому что трезвого его тошнило от страха. Но стихи прославляли его битвы со скелингами…
— Волки, — потребовала Десдайо.
— Вначале — волкодав. Старый, с непредсказуемым нравом… — Тико остановился: наверное, начинать следует с чего-то другого. — Нет, вначале — я, трэль. До семи лет я бегал голым. Мать ненавидела меня и не желала даже одевать. По крайней мере, я считал ее своей матерью. Может, она надеялась, что холод убьет меня.
Это едва не случилось. В одну из зим его спас пьяный мужик, который вывалился из большого дома. Он заметил ребенка, свернувшегося в снегу перед запертой дверью нужника, и решил смеха ради помочиться на него. С десяток его приятелей решили присоединиться к веселью. Мальчик проснулся, покрытый желтой ледяной коркой и лежа в глубоком снегу. Его спасло презрение других людей.
Тогда ему было три года.
Сейчас, когда он знал, что Сухорукая ему не мать, воспоминания не так ранили. Но тогда Тико верил: в ее ненависти виноват только он. Его братья следовали ее примеру. Но только не Африор. Она спасла ему жизнь.
Вечно голодный, с торчащими ребрами и грязными волосами. Его перестали называть беловолосым. Теперь к нему обращались «ты», «придурок» или «дерьмоголовый». Он раскапывал мусорные кучи в поисках чего-нибудь съедобного, еды было еще меньше, чем раньше. И тут Африор выкрикнула его имя. Тико поднял глаза и увидел своих братьев. Они ухмылялись.
Цепь волкодава крепилась к столбу. Ошейник — к цепи. Вот только ошейник оказался пуст. Тико мгновенно смекнул, чему радуются его братья. Он упал. Зверь, бросившийся сзади, промахнулся и только забрызгал мальчика слюной. Тико вскочил на ноги и побежал. Хитрость и ненависть заставили его устремиться прямо к братьям. Те бросились врассыпную. И волкодав, оставив Тико, помчался за одним из них.
Тико схватил Африор и толкнул ее в ворота.
Ворота были огромными, по крайней мере, для него. Но Тико, упершись пятками в землю, изо всех сил пытался закрыть створки, каждую секунду ожидая, что челюсти пса сомкнутся на бедре. Когда он обернулся, пес загнал его старшего брата в угол поленницы. Все случилось быстро. Зверь прыгнул, сомкнул зубы на шее мальчишки и, повалив его, вырвал горло.
Кидать в пса камни — глупо. Братья уже швырялись ими, и все без толку.
Наверняка волкодав убил бы еще кого-нибудь. Но Тико — голый, семилетний — подобрал глиняный осколок и перехватил зверя. Мальчик не пытался спасти своих братьев. Просто господин Эрик возвращался с охоты, а за спиной, за воротами, стояла Африор.