Завещание Шерлока Холмса - Боб Гарсиа

Мэтр Олборн прервал чтение и поднял голову.

– Войдите!

Дворецкий в безукоризненной ливрее вошел в кабинет, за ним следовал старый лакей с седеющими волосами.

– Обед, господа.

– Уже?

Четыре пары глаз уставились на настенные часы: девять вечера!

Прошло почти десять часов с тех пор, как мэтр Олборн начал чтение. Он читал восторженно, захваченный этим увлекательным романом. Все жадно ловили каждое его слово, включая меня, поскольку за прошедшие годы я забыл множество деталей этой истории. Один лишь Лестрейд изредка демонстрировал раздражение.

Артрит овладел моим правым коленом. Опираясь на трость, я поднялся. Самое время немного походить, чтобы восстановить кровообращение.

Язвительная улыбка заиграла на губах Лестрейда.

– Теперь я понимаю, почему Шерлок Холмс противился публикации этой повести. Ее появление имело бы страшные последствия для его карьеры.

Я не собирался еще раз выслушивать критику полицейского.

– Я убедился, Лестрейд, что вы так ничего и не поняли. Шерлок Холмс никогда не противился публикации. Он просто желал иметь ее в своем распоряжении, чтобы вносить дополнения.

– Было бы интересно ознакомиться с ними, этими знаменитыми дополнениями!

– Уверяю вас, мы до них дойдем.

– А пока эта повесть по-прежнему бессвязна. Впрочем, я спрашиваю себя: найдется ли настолько неразумный издатель, который согласится опубликовать ее?

– Это же очевидно, что в такой форме текст не найдет покупателей.

– Так вы признаете, что я прав.

– А особенно я признаю, что вы ничего не понимаете в издательском мире. То, что зачитал мэтр Олборн, – всего лишь череда впечатлений, записанных на скорую руку. Это больше похоже на личный дневник, чем на повесть, готовую к публикации.

Нотариус повернулся к Лестрейду.

– Я считаю, что это сочинение прекрасно передает те события. Вам не следует занижать качество работы, проделанной доктором Ватсоном.

– Спасибо, мэтр, – продолжал я, – но я в курсе своих возможностей. Из опыта я знаю, что мой друг Джордж Ньюнс, директор журнала «Стрэнд», попросил бы меня внести некоторые поправки, чтобы оставить рукопись в редакции.

Облако пробежало по лбу мэтра Олборна.

– Вы бы согласились изменить ваше сочинение?

– Лишь в том, что касается формы. Я бы, вне сомнения, сократил некоторые отрывки и переписал несколько сцен, чтобы не шокировать слишком чувствительных читателей.

Лестрейд возобновил попытку.

– На месте Джорджа Ньюнса я бы попросту отказался от этой бессвязной истории.

– К великому счастью, вы всего лишь Лестрейд. И я держу пари, что вы не найдете ни малейшего несоответствия в этом сочинении.

– Однако недостаток рассказа не только в этом. Это так называемое физическое раздвоение, окончившееся смертью Розы Кроули, слишком гротескно и вне сюжетной линии. Впрочем, мне кажется, что вы сами, доктор Ватсон, не слишком верите в подобные опыты.

– Разумеется, но все это вписывалось в ход нашего расследования. Всегда проще критиковать, когда дело уже сделано.

– Признаю. Но и это еще не все. В предыдущих главах вы представили профессора Корнелиуса Хазелвуда как главного соперника вашего друга. А потом Хазелвуд и Шерлок Холмс работают вместе как закадычные друзья. А вы говорите, что в тексте нет несоответствий.

– Ваша память настолько избирательна, что граничит с амнезией, мой бедный друг. Посмею напомнить вам, что именно Хазелвуд, признав свою вину, попросил помощи Шерлока Холмса. Впрочем, дело Хазелвуда еще далеко не завершено. Слишком уж он вовлечен в эти истории.

Полицейский пожал плечами.

– Ну а что тогда думать о разборе сочинений Кроули? От него мы узнаем, что королева Отригильда, или что-то в этом роде, велела закопать себя вместе с двумя своими врачами. Какая связь, даже самая отдаленная, может быть у этого с нашими преступлениями?

– Мы искали, мы задавали себе вопросы. Возможно, в тот или иной момент мы шли по ложному следу, но, по крайней мере, у нас хватило храбрости вести расследование. Чего нельзя сказать о вас.

– У меня не было на это времени. Поймав виновного, я сразу передаю его в руки правосудия. И мне вовсе неинтересно, совершил он преступление под влиянием плохих книг или нет.

Пока мы спорили подобным образом, дворецкий и старый лакей накрыли на стол.

Майкрофт Холмс радостно потер руки в предвкушении пиршества, которое нас ожидало. Медведь поднял с кресла свое тучное тело.

– А не продолжить ли нам эту занимательную дискуссию за столом?

Что касается меня, то я почти не испытывал голода и с радостью избежал бы очередной гастрономической паузы. Мне не терпелось завершить чтение. Продолжение этой истории заключало в себе самые мучительные события моей жизни, и я знал, что воспоминание о них, даже спустя столько лет, не оставит меня равнодушным.

Вдруг старый лакей с седеющими волосами поставил передо мной тарелку под колпаком. Я из любопытства поднял крышку.

– Фаршированные перепела!

Я поднял другую крышку.

– Савойский пирог!

Итак, передо мной оказались те самые блюда, перед которыми я не мог устоять.

Лакей, судя по всему, неверно истолковал мою реакцию. Он нагнулся ко мне и прошептал мне на ухо, будто извиняясь:

– Разумеется, фаршированные перепела и савойский пирог не идеальное меню на вечер, но таков приказ, доктор Ватсон…

– Да лучшего и придумать нельзя, – ответил я. Обед проходил как обычно. Это значит, что Лестрейд сердился на все подряд и бранился, мэтр Олборн и Майкрофт Холмс обменялись несколькими банальностями, не касающимися преступлений, а я наелся от живота. Эти ниспосланные провидением блюда добавили мне оптимизма, необходимого для того, чтобы дослушать повесть до конца. А Лестрейд мог теперь говорить что угодно.

Еда заняла у нас меньше получаса. Дольше никому не хотелось оставаться за столом. Мы по очереди посетили туалет, раз уж условились, что завещание этого не запрещало.

Нотариус первым занял свое место за письменным столом. За его спиной в камине потрескивал огонь, оживленный стараниями дворецкого. Бледные отблески луны проникали сквозь занавески, напоминая нам, что давно наступила ночь.

Мэтр Олборн снова надел пенсне, прокашлялся и начал чтение.

Холмс вел патетическую борьбу против глухой администрации, лишенной всего человеческого. Много раз он пытался выступать в суде в пользу подозреваемого, но его слова не были услышаны. Правительство хотело быстрого суда и образцовых мер наказания, чтобы успокоить население. Процессы были быстрыми, а казнь поспешной.