Дикие цветы - Хэрриет Эванс

– Я думаю, это очень смело, но я отнюдь не уверен, что это сработает. Кроме того…

– А мне понравилось, – перебил его Хэмиш. – По-моему, это просто замечательно-не только сама идея, но и актерский состав. Шанс увидеть целую плеяду настоящих черных актеров на сцене, а не только одного или двух приглашенных шутов. Довольно захватывающе, верно? И, насколько я знаю, критики думают так же… – Он оборвал себя, видя, как Тони пробормотал что-то пренебрежительное и осушил свой стакан. Хэмиш поймал восхищенный взгляд Корд и улыбнулся ей.

– Критики! – Тони закатил глаза. – Чем дольше я живу, дорогой Хэмиш, тем больше убеждаюсь, что большинство отзывов уже давно не являются упражнением в критическом мышлении и предназначены для провинциальных идиотов, не имеющих ни малейшего представления о культуре, и для старых дев, только и ждущих, чтобы кто-то сказал им, что думать.

– Не будь таким напыщенным, – сказала Алтея, отодвигаясь на стуле и закуривая.

Корд засмеялась, стряхивая волосы с лица, и ее серые глаза сверкнули.

– Ага. Ну и чушь, пап! Ты не говоришь ничего подобного, когда тебя называют величайшим актером соседи по купе или продавцы в магазине.

Тони улыбнулся дочери.

– Когда-нибудь ты поймешь, о чем я говорю, Корди. Ты поймешь, что обзор какого-то идиота-журналиста и гроша ломаного не стоит. Разве он может понять, какой это восторг – перевоплощаться, на износ работать над ролью? Какой это восторг – становиться ролью…

– Что ты имеешь в виду? – тихо спросил Хэмиш.

Тони подался вперед.

– Видишь ли, ты бежишь от всего, когда вступаешь на сцену. И вечер за вечером проводишь там сам по себе, делая то, что делает твой персонаж, веря во все то, во что верит он, становясь с ним одним целым, одним сознанием. – Он несколько секунд внимательно смотрел на Хэмиша, потом перевел взгляд на Корд. – Ты – тот, кто контролирует их всех, кто крепко сжимает их всех в своей ладони. Макбет – не более чем отмороженный бандит, жалкий убийца. И ты, только ты, можешь заставить их поверить в то, что на самом деле он поэт, мученик, гений. Если ты не умеешь привлечь их внимание и давать каждой аудитории день за днем, спектакль за спектаклем то, что хочет именно она, ты не артист. Единственный путь им стать – искренне верить в то, что ты – и есть тот, кого ты играешь.

– Но ты не сможешь поверить в это полностью, Тони, как бы ни хотел, – возразила Алтея, отодвинув от себя стакан, чтобы его снова наполнили, и старательно избегая внимательного взгляда Айлы с другого конца стола. – Ты сойдешь с ума, если будешь серьезно думать, что каждый вечер становишься Макбетом.

– В каком-то смысле да. – Он подлил вина сначала ей, потом себе. – Здесь есть уровни, понимаешь? И на одном из этих уровней тебе действительно придется сойти с ума. – Он взглянул на нее, и его некогда красивое лицо, зловеще отсвечивающее фиолетово-черным в лунном свете и напоминавшее теперь дешевую маску из репертуара Гран-Гиньоль, напугало ее. – Поэтому тебе нужно научиться прятать оставшуюся часть своей души, чтобы не исчез шанс остаться в своем уме. – Он усмехнулся. – Наверное, это тоже звучит напыщенно. Но это правда.

После ужина Айла вымыла посуду и быстро ушла спать. Корд, с которой они делили комнату, тоже удалилась, чтобы помочь тете собрать вещи, а потом помогла ей отнести в машину самую большую сумку – приятельски болтая, они стащили ее по лестнице. Тони тоже рано лег, заявив, что очень устал, и со злорадным торжеством признав, что выпил слишком много. Алтея осталась убирать со стола в одиночестве. Она видела, что Хэмиш бродит вокруг, курит на крыльце и разглядывает полную луну. Он предложил помочь, она отказалась, но он все равно оставался поблизости – его длинная худая фигура подсвечивалась луной, уже залившей всю бухту Уорт фосфоресцирующим серебром.

Алтея тихонько напевала и порхала по кухне, убивая время, прежде чем сделать следующий шаг. Она наконец-то ощутила, что волнение отпускает ее. Через пять или десять минут после того, как на первом этаже все стихло, она выключила свет в кухне и направилась к двери, задержавшись на мгновение, чтобы снова взглянуть на Хэмиша. Обещание молодости. Обещание ошибок, порока, отверженности, но вместе с тем шанс снова, спустя все эти годы, почувствовать что-то по-настоящему. Разве плохожелать всего этого? Приоткрытый рот и сердце, бьющееся где-то в горле, – такой Алтея бесшумно распахнула дверь.

Хэмиш исчез.

Она застыла, потом увидела движение и поняла, что он шагнул в заросли диких цветов и побрел в темноте по песочной дорожке, ведущей к пляжным домикам, в серебряную, сверкающую ночь.

Алтея последовала за ним. Сделав несколько шагов, она наступила на расколотую сосновую шишку, и зазубренные края врезались в тонкую кожу на своде ее ступни, вызвав приступ жгучей боли. Ей пришлось остановиться на секунду или две, прикусив руку, прислонившись к пляжному домику, стоявшему в двух домах от их собственного. Она чуть было не позвала его, но все же что-то остановило ее – вдруг за ними наблюдают?

И она пошла, а точнее похромала дальше, преодолевая последние десять метров и стараясь не улыбаться, потому что чувствовала себя нелепо и чудесно одновременно. Раз или два ей казалось, что Хэмиш знает, что она идет за ним. Дойдя до пляжного домика Уайлдов, он остановился. Замерла на месте и она.

– Эй? – Ей показалось, что она услышала в его голосе озорной смешок. – Это ты?

С сердцем, выпрыгивающим из груди, Алтея мягко прошептала:

– Да…

Но он не услышал ее и стал подниматься по ступенькам.

– Я здесь, – сказал он. – Долго ждала?

Алтея уже хотела ответить и почти уже опозорила себя, но тут ей на ум пришли слова Айлы.

Ты живешь на другой планете.

Она остановилась, спрятавшись за соседним пляжным домиком, и выглянула из-за угла, чтобы увидеть, как он поднимается по лестнице. Наверху, ожидая его, застыла фигура – силуэт в черных тонах с лицом, подсвеченным с одной стороны луной.

– Тебя не было целую вечность, – сказала фигура с коротким нежным смешком.

Нет. Алтея ухватилась за стену домика, застыв, словно налетел арктический ветер и обратил ее в ледяную статую. Ее глаза защипало, а живот скрутило.

– Ждал, пока твоя мама уйдет. Целую вечность. О, Корделия… – Ступеньки заскрипели, низкий голос Хэмиша звучал требовательно. – Я хотел тебя весь вечер.

– Я тоже, но тебе все равно не следовало прикасаться ко мне так за ужином. Уверена, мама что-то подозревает.

– Вряд ли. По-моему, она решила, что я влюбился в нее.

– О нет. – Веселый смешок. – Бедная мама. Но если начистоту, раньше многие в нее влюблялись.

Силуэт Корд повернулся к Хэмишу, тот поймал его в объятия, обнял за талию, стал целовать волосы, шею, руки. Алтея отступила назад – так далеко, как могла.

– Я не хочу говорить о твоей матери.