Безупречный шпион. Рихард Зорге, образцовый агент Сталина - Оуэн Мэтьюз

находиться в командировке с женой. Идя навстречу Зорге, Урицкий пообещал ему, что миссия продлится не более двух лет. Они также договорились, что личные письма Зорге к Кате будут передаваться с регулярными курьерами, чтобы супруги могли поддерживать более тесную связь. Урицкий также подтвердил, что Зорге и его команда будут подотчетны исключительно 4-му управлению “и не должны получать никаких указаний из любых других организаций… даже если это будет приказ самого Сталина”[36].

В конце августа Зорге пришлось уехать в Японию. По словам Катиной сестры Марии, перед отъездом Зорге попросил жену вшить в подкладку пальто большую пачку денег. “«Вот какие большие деньги тебе доверяют», – заметила Катя. «Мне доверяют гораздо больше, чем деньги», – не без гордости сказал Рихард”[37].

Из их дальнейших писем мы знаем, что Зорге переживал расставание с Катей. “Вот уже год как мы не виделись, в последний раз я уезжал от тебя ранним утром, – писал он жене в августе 1936 года. – И если все будет хорошо, то остался еще год. Все это наводит на размышления, и поэтому пишу тебе об этом, хотя лично я все больше и больше привязываюсь к тебе и более чем когда-либо хочу вернуться домой, к тебе. Но не это руководит нашей жизнью, и личные желания отходят на задний план”[38]. Зорге недоставало лицемерия, чтобы писать о долге, коммунизме и защите Родины, хотя и он и Катя знали, что их переписку будет читать 4-е управление, через чью специальную почтовую службу проходили их письма. Зорге признался Виртанену, что его словно загнали в ловушку; Кате он говорил, что мечтает обосноваться в Москве и заниматься там научной работой. Вероятнее всего, Зорге считал, что эта командировка станет для него последней и что скоро он вернется. Всего два года, и он сможет передать резидентуру другому человеку. Выполнив свой долг коммуниста и интернационалиста после почти двадцати лет службы в интересах партии, Зорге мог рассчитывать на достойную отставку. Что еще более важно, возможно, Зорге надеялся, что этих двух лет будет достаточно для избавления от его демонов – жажды риска, тяги к выпивке, пивным и борделям – и наркотического опьянения, которое он испытывал оттого, что бесконечно предавал окружавших его людей.

Зорге провел несколько дней в Берлине, где повидался с матерью и сестрой. В Амстердаме он уничтожил – или, быть может, вернул – свой австрийский паспорт и под собственным именем сел на пароход в Америку[39]. Зайдя к нью-йоркскому портному за новым костюмом, он забыл, что заказывал его под вымышленным именем. Портной, похоже, отреагировал на это совершенно невозмутимо. “В Соединенных Штатах людям не кажется странным, если один человек использует два разных имени”, – сухо отметил Зорге в своих воспоминаниях[40].

Зорге позвонил Геде Массинг, своей давней подруге с берлинских времен, работавшей теперь под прикрытием в Нью-Йорке. “Как ты меня нашел?” – воскликнула она, услышав знакомый голос. В ответ Зорге просто рассмеялся. Они встретились в “Кафе Бревоорт” на углу 8-й и $-й Восточных улиц в Манхэттене. Массинг заметила, что ее товарищ очень изменился. “Он превратился во вздорного беспробудного пьяницу, – писала она позднее. – Обаяния романтического ученого-идеалиста в нем почти не осталось, хотя внешне он все еще был удивительно привлекателен. В его слегка косивших холодных голубых глазах под густыми бровями сохранилась все та же искра спонтанной заинтересованности. У него до сих пор были густые каштановые волосы, но щеки и большой чувственный рот впали”[41]. Они договорились снова встретиться в Нью-Йорке перед его отъездом, но Зорге так и не появился. Больше они никогда не увидятся.

Глава 10

Ханако и Клаузен

Жизнерадостный, развратный авантюрист с выдающимся умом и непоколебимым самомнением[1].

Ганс-Отто Мейснер о Зорге

Пока Зорге был в России, Одзаки и Мияги занимались укреплением собственной агентуры. Одзаки пригласил Каваи на конспиративный ужин в ресторане “Сакаи” недалеко от пруда Уэно, где представил журналисту Мияги как “художника из Франции”[2].

Изрядно выпив, все трое отправились ъматиай — нечто вроде бара с сомнительной репутацией, – где воспользовались услугами развлекавших посетителей гейш. Мияги попросил подобрать ему пухленькую девушку[3]. На следующий день, после того как их товарищеский сговор был скреплен ночными наслаждениями, они встретились снова. Каваи посвятили в методы работы растущей команды информаторов Мияги, оговорив, что как японцам им не требовалось при встречах такой конспирации, как с Зорге. Каваи должен был заходить в мастерскую Мияги, когда у него появлялась какая-то информация, а Мияги – записывать ее на обрывках бумаги, которые он собирался прятать среди кистей и красок[4].

Мияги также выполнял приказ Зорге, собирая “информацию о японской армии на основе документов и брошюр”[5]. Оказалось, что в публичном доступе – как известно любому иностранному корреспонденту – можно найти удивительное множество стратегически важных разведданных, особенно если знать, где искать. В специальной книжной лавке в Канде Мияги покупал журналы, военные и технические брошюры, пестревшие статьями “японских военных о внедрении советского оружия, внутреннем устройстве Красной армии и новом оружии Франции, Германии и Англии”. Важные отрывки Мияги отдавал Акияме, чтобы тот перевел их на английский язык для шефа[6].

Одзаки также восстановил старое знакомство с Синоцукой Торао, владельцем небольшого завода, производившего военное оборудование в промышленном пригороде Токио Кансай. Прикрываясь тем, что техническая информация ему требуется для исследований в Ассоциации, Одзаки обратился к Синоцуке за помощью и представил ему Мияги как студента, изучающего военные вопросы и “помогающего ему по работе”[7]. Ничего не подозревавший новый информатор только радовался возможности выполнить свой патриотический долг и оказался настоящей находкой. За ужином в Гиндзе Синоцука рассказывал Мияги все о новейших японских самолетах, “Кавасаки-88” и “Мицубиси-92”, сообщал ему точные данные о численности, экипировке и потенциале флота бомбардировщиков, подробностях пополнения военно-морского флота “самолетами-разведчиками, штурмовиками, истребителями и торпедоносцами”. На другой встрече разговорчивый владелец завода поведал Мияги подробности размещения военно-воздушных и военно-морских баз в Йокосуке, Касумигауре, Сасэбо и Омуре. Он болтал и о новых авианосцах флота “Акаги” и “Кага” – которые через шесть лет разгромят Перл-Харбор[8].

Получив столь ценный источник сведений, Мияги вынужден был остаться в Токио, отложив запланированные поездки по Японии для сбора военной информации. Он пытался уговорить Каваи поехать вместо него, выдавая себя за книжного коммивояжера, но Каваи с самого начала не разделял ни рабочей этики своего друга, ни его преданности партии. “Каваи не был убежденным коммунистом, и его частная жизнь тоже была далека от