Ричард Длинные Руки - ландесфюрст - Гай Юлий Орловский

– И что?

– Да так, – ответил я. – Просто вежливость, как вот начинают разговор о погоде.

Он процедил сквозь зубы:

– А зачем нам вежливость?

Я согласился с довольным вздохом:

– Ни к чему, все верно. Сколько кораблей еще в вашем архипелаге?

Он посмотрел на меня с вызовом:

– Скоро сам узнаешь.

– Узнаю, – согласился я. – Только на этот раз сами туда придем. Да ты это прекрасно понимаешь, не зря стал верховным ярлом. Почему-то мне кажется, стал им не потому, что в родстве с верховным конунгом… а за боевые подвиги. Я угадал?

Он поморщился, но лесть действует на всех безотказно, проговорил с гордым самодовольством:

– За подвиги я стал эрлом, ярлом, стекъярлом, а хавдингом и верховным ярлом меня избрали за умелые захваты островов, что должны были принадлежать нашему королевству!

Я сказал довольно:

– Так и думал. Настоящего полководца видно сразу. Должен сказать, что и эта твоя операция была продумана до мелочей и осуществлена безукоризненно. И обязательно увенчалась бы блистательной победой, если бы в королевстве Сен-Мари было все по-прежнему!

Он спросил сумрачно:

– А что изменилось?

Я посмотрел внимательно:

– Не догадываешься?

– Просто скажи, – буркнул он.

– Уже нет королевства Сен-Мари, – ответил я, – ну, каким оно существовало века. И к которому вы привыкли.

Он поморщился, но я видел, что и до моего прихода ломал голову, что же случилось, почему безукоризненный план не сработал, все было просчитано до мелочей.

– А что, – спросил он размеренно, – есть?

– Мир меняется, – сообщил я ему сногсшибательную новость. – Ты не учел, так как просто не мог знать, что из северных королевств сюда идут и идут могучие армии людей злых и ожесточенных. Они умеют воевать гораздо лучше, чем эти изнеженные, ты прав, сен-маринцы!

На его лице сменялись противоречивые выражения, от гордости, что был прав, а потерпел поражение из-за того, чего никто не знал и не мог учесть, до трагического осознания судьбы островов.

– И всю эту армию посадишь на корабли? – спросил он.

– Сперва их нужно построить, – заметил я. – Но это сделаем.

Он сказал зло:

– Мы утопили все ваши большие корабли! Затопим и те, что строите.

– Новые будут вдвое больше, – заверил я. – И будет их уже не три кораблика. Может быть, тридцать. А потом и триста…

Он фыркнул, я сам ощутил, что вроде бы задесятьтысячкурьерился, но тут же вспомнил, как Испания двинула в одну только битву против Англии полторы тысячи кораблей, и почти все они были покрупнее наших каравелл.

– Что вы планировали делать с городами? – поинтересовался я.

Он взглянул на меня с удивлением:

– Как будто не понимаешь.

– Понимаю, – ответил я. – Просто приятно услышать, чего удалось избежать.

Он подвигал плечами, цепи зазвенели.

– Если уж порт приходится брать с такими усилиями, – ответил он небрежно, – то надо сделать так, чтобы его никогда больше не строили. Для этого нужно всего лишь уничтожить местное население. Начисто!.. И тогда угрозы нашему архипелагу не будет. Нас бы встретили не только как победителей.

– Как спасителей?

Он кивнул.

– Народ этого не знает, но правители понимают, насколько материки могут быть опасны. У вас и людей больше, и ресурсов.

За палаткой послышались торопливые шаги, звякнул металл, когда стражи загородили кому-то дорогу, в ответ раздался злой голос барона Альбрехта.

Я кивнул верховному ярлу, прощаясь, и вышел из палатки. Резкое солнце, отражаясь от раскаленного белого песка, больно ударило в глаза.

Прищурившись, я поинтересовался:

– И что вам не празднуется, барон?

Он сказал раздраженно:

– В плен сдалось столько, что у меня недостает людей, чтобы их охранять! Я держу их на берегу, вплавь точно не уйдут, но вдруг оттуда придут еще корабли?

– Барон, – сказал я, – все проблемы решаемы. Сейчас вот первый этап…

Я кивком подозвал стража, он подбежал, вытянулся.

– Ваша светлость?

– Как зовут?

– Ганс, ваша светлость!

– У тебя острый меч, Ганс?

Он сдержанно улыбнулся.

– Да, только добавилось зазубрин. Но я уже начал точить снова…

– Хорошо, – сказал я. – В этой палатке самый главный гад, что привел их сюда. Через минуту ты должен показать мне его отрубленную голову.

Он чуть вздрогнул, потом в глазах появился злой блеск.

– Разрешите выполнять?

Я кивнул.

– Действуй.

Барон задержал дыхание, когда страж повернулся и нырнул в палатку. Там послышался короткий шум, через пару мгновений Ганс вышел, держа за волосы голову верховного ярла. Кровь щедро льется из обрубка шеи, и Ганс брезгливо отодвинул ее на вытянутой руке.

– Прекрасно, – сказал я, – теперь ее на пику и показать пленным.

Барон сказал быстро:

– Это их разъярит!

– Они не рыцари, – напомнил я. – Не разъярит, а понизит боевой дух. Что и без того уже не весьма. Ганс, сделай это все, а потом у меня есть для тебя еще одно поручение, раз уж сторожить больше некого.

Он вытянулся:

– Располагайте мной, ваша светлость!

– Сперва голову на копье, – напомнил я.

Он умчался, я повернулся к барону:

– Вы знаете, что они намеревались фактически уничтожить все население Сен-Мари, чтобы строить корабли было уже некому?

Он хмуро кинул.

– Логика простая. Таким образом отводили от себя угрозу.

Я сказал мирно:

– Мы от себя отведем тоже.

Военачальники подходят один за другим, у всех идеи насчет пленных, но все сводятся к тому, чтобы превратить их в рабов, а дальше только варианты: то ли в каменоломни, то ли рубить лес для кораблей, то ли всех раздать в дома горожан, пусть работают за одну еду… Я устал повторять, что церковь точно будет против. Христианин не может иметь рабов, а если ссылать в каменоломни… то у нас нет столько карьеров, да и зачем так много камня, а дать топоры и послать рубить лес – придется держать армию для охраны: топоры, даже плотничьи, – тоже оружие.

Там же, в лагере, я велел вызвать ко мне командиров лучников, арбалетчиков и тяжелой пехоты, а когда они явились, пытливо оглядел их и остался доволен. Все зрелые, битые жизнью, повидавшие зло и добро, понимающие, что мир не совсем таков, каким хочется видеть.