Дневник законченной оптимистки - Елена Трифоненко
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Сколько у вас комнат?
– Кроме этой, есть еще две спальни и кабинет. Хотите экскурсию?
Я киваю. Обожаю экскурсии! Они повышают общий культурный уровень и заряжают положительными эмоциями.
Артём помогает мне выбраться из-за стола и, выйдя в коридор, толкает ближайшую к кухне дверь:
– Вот здесь я работаю. Отсюда, кстати, неплохой вид во двор.
Я прохожу по пушистому белому ковру к окну и выглядываю на улицу. Под фонарями кружит снег, а заснеженные дома вокруг похожи на кукольные.
Артём подходит ко мне и легонько проводит пальцами по моей шее. По телу пробегает маленькая приятная судорога. Он прижимает меня к себе.
– Мы же договаривались обходиться без фамильярностей, – бормочу я не в силах отстраниться.
– Но должен же я сделать вам хоть что-то приятное, раз подарки вы брать отказываетесь. – Голос Артёма звучит чуть хрипло и глухо. – Говорят, массаж воротниковой зоны снимает нервное напряжение.
– О! Так это массаж?
– Конечно.
Пальцы Артёма несколько секунд рисуют на моей коже причудливые узоры, а потом он касается моей шеи губами. Какая-то странная слабость. Я даже хватаюсь руками за подоконник, чтобы не упасть. И без того суетное сердце еще больше разгоняется. Может, я забыла принять утром таблетки, выписанные эндокринологом? Рука Артема проскальзывает под мою кофту и мягко сжимает грудь.
– По-моему, вам пора остановиться, – говорю я, но голос звучит не слишком уверенно.
– Пообещайте, что примете от меня этот чертов телефон, и я сразу остановлюсь.
– Я не могу. Это противоречит моим принципам.
Он стягивает с меня кофту и поворачивает к себе.
– Майя, вы сами вынуждаете меня прибегнуть к радикальным мерам.
Я несколько секунд изучаю его глаза, глубоко-синие, подернутые чувственной поволокой, а потом виновато улыбаюсь.
– Вот такой уж у меня принципиальный характер, ничего не поделаешь.
Несколько секунд мы целуемся, а потом опускаемся на ковер. Он мягкий и теплый, как кошачья спина, и пахнет чем-то хвойным. Руки Артёма несколько раз пробегают по моему телу, и я остаюсь в одних трусиках.
– Майя, прошу в последний раз: примите телефон, или я за себя не ручаюсь. – В его словах такая искренняя мольба, что под ложечкой тихо екает.
Я провожу рукой по его мускулистой спине и делаю скорбную рожицу.
– Ну не могу я. Не могу. Сколько еще раз мне надо это повторить?
В квартире так тихо, что слышно, как на улице завывает ветер. Где-то у соседей лает собака. Пальцы Артёма легонько скользят по моей коже у края трусиков, и я чуть прогибаюсь навстречу прикосновениям:
– И потом… Какие могут быть подарки, если мы едва знакомы?
– Едва знакомы? – Артём решительно избавляет меня от последней детали одежды. – Что ж, сейчас мы это исправим.
* * *
– Боже, сколько времени? – шепчу я, после того как третий презерватив летит на угол ковра.
– Сейчас посмотрю. – Обнаженный Артём подымается на ноги и, подойдя к столу, «оживляет» прикосновением ноутбук. – Половина одиннадцатого.
– Кошмар! – Я резко сажусь, и перед глазами слегка темнеет. – Мне надо домой.
– Я думал, ты останешься с ночевкой.
– Не могу. У меня тревожная дочь, и маму еще спать укладывать… Ой, то есть наоборот.
Я смущенно оглядываюсь в поисках одежды. Артём достает из-под стола мои трусики и кидает их мне.
– Я тебя отвезу.
– Не надо: уже поздно. Я доберусь на такси.
Он молча выходит из комнаты, а я начинаю одеваться. Трусики, колготки, джинсы… Так, а где бюстгальтер? Где мой любимый и единственно приличный в гардеробе бюстгальтер?
Я несколько раз обхожу кабинет, обшариваю взглядом пол и мебель, но мое бельишко словно сквозь землю провалилось. Не иначе домовой прикарманил в качестве сувенира. Домовой, привыкший к помпезности и хай-теку. Чертыхнувшись, натягиваю кофточку на голое тело.
– Готова? – Артём заглядывает в кабинет уже полностью одетым, подает мне пуховик
Я снова оглядываю комнату. А может, это и к лучшему? Может, оставленный лифчик побудит меня еще раз сюда вернуться? Есть же такая примета.
– Поехали? – Артём быстро натягивает куртку и шапку.
– Я же сказала, что поеду на такси.
– Исключено.
Наши взгляды на несколько секунд скрещиваются, и мне отчетливо хочется уступить.
Мы выходим из квартиры, и я не удерживаюсь от подколки:
– Гляжу, твоя нога уже в норме. Наверное, подорожник прикладывал?
– Какая нога? – Артём смотрит на меня с недоумением.
– У тебя же было растяжение.
– Точно! – В его взгляде проскакивают смешинки. – Не зря говорят, что секс творит чудеса.
– Вообще-то так говорят про любовь.
– Серьезно?
Я отворачиваюсь. Почему-то становится неловко. За пределами комнаты с ковром былая моя раскованность кажется неприличной и неуместной. Я ведь правда совсем не знаю Артёма. Кто он? Чем занимается? А может, он вообще женат и имеет кучу детей.
Мы проходим к лифтам, и Артём привычным движением нажимает на кнопку вызова.
– Можно я заберу тебя завтра после работы?
Я мотаю головой.
– Не надо. Я поздно заканчиваю и хочу посвятить вечер ребенку.
– А что насчет пятницы? Может, найдешь для меня окошечко в расписании? Я так остро нуждаюсь в индивидуальных занятиях по развитию оптимизма, что сам не свой.
– А по виду не скажешь. Лицо такое довольное-довольное.
Он улыбается.
Дин-дон! Лифт распахивает массивные двери, и мы заходим внутрь.
– Ладно, – внезапно для себя соглашаюсь я. – Приеду к тебе в пятницу после восьми.
Артём сгребает меня в объятия и чмокает в нос.
– С ночевкой? Учти, в следующий раз я вряд ли смогу отпустить тебя так легко, как сегодня.
– Прикуешь к батарее?
– Может быть…
* * *
В четверг на работе дико хочется есть. Наверное, мозг уже привык к чаепитиям, и заставляет мой организм вырабатывать слюнки при виде знакомых стен. Первый тренинг я еще борюсь с собой, но после второго бегу в столовую, чтобы перехватить какую-нибудь булочку. Вот только по дороге в «храм вкусной и здоровой пищи» мой взгляд выхватывает знакомый профиль – профиль Лаптева.
Я резко сдаю назад и юркаю за спину какого-то дядечки в красном свитере, в задумчивости подпирающего стену. А может, мне показалось? Может, там – у окна – не Лаптев, а просто кто-то похожий на него? Я немного выжидаю, а потом потихоньку высовываю голову из-за укрытия: нет, к сожалению, не показалось.