Невеста вечности - Татьяна Степанова

– Я знаю, дядя Паша, – ответил Страшилин, – осталось только место, где они встретились.

– Кто?

– Мурин и майор Надежда Крылова. И она умерла на том месте от инфаркта. Теперь там фабрики нет, а место, как вот моя коллега Катя вам уже сказала, зовется в народе Смерть майора.

– Что-то я не пойму, к чему ты клонишь. – Старик Горобцев вздохнул. – Ну как, помог я вам хоть чуть-чуть, ребятки?

Катя кивнула. Она была ошеломлена тем, что Страшилин вот так с ходу угадал. Или это не просто догадка, а логический вывод. О чем же он там, про себя, думает, этот следователь по особо важным делам? Почему не делится с ней? Не считает нужным? Но вот сюда, к старику – свидетелю тех времен, он же взял ее с собой.

Когда они покинули гостеприимный дом и его старого хозяина, Катя все пыталась определить – подействовал или нет на Страшилина выпитый коньяк.

Вроде нет.

И вроде да.

– Сестра Римма – дочь Виктора Мурина, – подытожила она, – а часовня в Каблуково построена на том самом месте, где Виктор Мурин много лет назад встретился с майором Надеждой Крыловой.

– И ему там крупно повезло, – ответил Страшилин, он дышал коньяком.

– Фактически, да.

– И фактически, и практически. – Страшилин о чем-то раздумывал. – Ее внезапная смерть избавила его от задержания с поличным, от расследования, от суда и, возможно, от высшей меры. Смерть майора подарила отцу сестры Риммы шанс.

– На дальнейшую жизнь? Но его ведь потом все равно убили, Андрей Аркадьевич. Свои же, уголовники!

– Значит, срок истек, отсрочка закончилась.

– Какая отсрочка?

– Та, что смерть ему предоставила в тот раз там, на месте часовни. Помнится, наша тихая, скромная сестра Римма тоже толковала об отсрочке. Отсрочить смерть – этим и старик Илья Уфимцев интересовался.

– И все же, – сказала Катя, – я не понимаю, как это может быть связано. Вдруг все дело в том чемодане золота? И они там клад ищут на месте часовни?

– Нет, дело не в золоте. – Страшилин покачал головой. – Золото Мурин-Везунчик прикарманил. Получил, так сказать, стартовый капитал, основу всех своих будущих вложений и инвестиций. Того золота контрабандного больше нет. И дело не в нем.

– А в чем же?

– В чем-то гораздо более серьезном, – ответил Страшилин.

Они вышли на темную вечернюю Делегатскую улицу. Он достал мобильный и позвонил в ОВД на «Маяк». Попросил соединить его с участковым Гуляевым. Катя слушала их разговор.

– Приглядите за часовней в Каблуково, – попросил Страшилин. – Да, за той самой, недостроенной, на месте фабрики. Да-да, место Смерть майора… Сделайте все аккуратно, без огласки. Просто посмотрите, я хочу знать – что там происходит.

Он убрал мобильный и открыл машину.

– Вы нетрезвы, – сказала Катя, – и за руль не сядете.

Страшилин закрыл машину.

– Ладно, оставлю тут, во дворе у Горобцева, завтра утром заберу. Поеду на метро.

– Обещаете?

– Честное слово. Вам сейчас поймаем такси на Садовом.

– Генерал Горобцев – ваш институтский друг? – спросила Катя, когда они шли к Садовому кольцу.

– Был.

– Неприветлив он с вами в отличие от его отца. Вы поссорились с ним?

– Не ссорились. Просто как-то все общение наше прекратилось, все товарищество. Претензии вот стал предъявлять мне, как вы.

– Как я?

– Пью, мол… Ну не как вы, а жестче. Говорю, мол, не то, что надо. Не то болтаю, не так рассуждаю, критикую, вольнодумствую. Полностью из нынешней вертикали выпадаю. Под козырек брать сразу рука не тянется. Могу вопрос неудобный задать, могу вообще чего-нибудь брякнуть. Генералы-то люди вертикали. Они себе друзей с умом сейчас выбирают – по связям, по полезности. А от меня проку мало – я могу выпить и в горизонталь улечься. И говорить громко о том, о чем мы в юности в институте так мечтали.

– О чем вы мечтали? – спросила Катя.

– О счастье. О свободе. – Страшилин поднял руку.

Желтое такси остановилось на Садовом. Катя села. Оглянулась по привычке – Страшилин шел к светофору, чтобы перейти Садовое кольцо и спуститься в метро.

Да, Андрей Аркадьевич Страшилин отправился домой в этот вечер на метро. И хотя Катя оглянулась по привычке, он не думал о ней.

То есть нет, он видел, что она оглянулась, как оглядывалась прежде – эта девушка…

Эта девушка…

Коллега и напарник…

Длинноногая, грациозная и быстрая, чем-то удивительно похожая на Принцессу из старого мультфильма «Бременские музыканты».

Порой такая любопытная, пылкая и азартная, а в другой момент сдержанная, погруженная в свои мысли, иногда разговаривающая так холодно, свысока, а потом способная улыбнуться совершенно по-детски…

Эта девушка…

Катя…

Нет, Страшилин, выходя из метро на своей родной Таганке, не думал о ней. Он по пути заглянул в кафе «Андреевские булочные» и купил себе пирогов и пиццу на ужин. Шел с пакетами в руках до родного Рогожского переулка и не думал о Кате.

Он вспоминал, как они с Горобцевым-младшим, ныне генералом и большим начальником, учились и дружили, когда были молодыми, такими молодыми…

Как в студенческие каникулы сплавлялись по горной речке, и байдарка их перевернулась, и они оба сильно ударились о камни и начали тонуть. Страшилин вынырнул первым, а Горобцева потащило по камням, ударило снова, он нахлебался воды и…

Как он вытащил его на берег, на мокрые камни, как не знал, что делать, как звал его, пытался привести в чувство, тряс, неумело делал искусственное дыхание, и Горобцев начал кашлять, а потом его вырвало водой и песком. Они остались живы. Но никогда не говорили об этом случае на реке и о том, кто кого спас.

Открыв квартиру, включив свет, Страшилин увидел нахохлившегося попугая Палыча, дремлющего на вешалке среди коробок.

Птица моргнула от яркого света лампы и встопорщила перья. В ее черном зрачке – пустота.

Страшилин прошел на кухню, включил и там свет, сгрузил пакеты с теплыми пирогами на стол. Он почти физически ощущал сейчас те мокрые камни на берегу холодной реки. И дрожь во всем теле, и невероятное, непередаваемое чувство облегчения.

Они спаслись, не утонули, их не убило об острые камни. Смерть подарила им отсрочку тогда, хотя они об этом и не думали, и не просили.

Никто не знает своего часа…

И внезапно Страшилин начал воспринимать все это, все происходящее так, как никогда не воспринимал прежде – очень остро, очень лично.