Форма воды - Гильермо Дель Торо

То, что предлагает Элиза, далеко за пределами сил двух хилых нищебродов, живущих над рушащимся кинотеатром. Рыбочеловек, должно быть, просто бедняга, родившийся с каким-то уродством, и она хочет, чтобы они вытащили его из «Оккама»?

Элиза – добрая девочка, но ее жизненный опыт невероятно ограничен, она не в силах понять, насколько глубоки линии разломов, проведенных на лице Америки так называемой Красной Угрозой. Любой, кто не вписывается в стандарты, может быть в любой момент обвинен в работе на Советы, ну а художник-гомосексуалист?

Менее нестандартного и отвратительного персонажа трудно придумать!

Нет, у него нет времени для подобной ерунды, у него назначена встреча с Берни и реклама, над которой он вкалывал.

Джайлс отворачивается, зная, что это причинит боль Элизе.

Он сам ощущает боль – все время, пока запихивает холст в портфель для набросков. Он смотрит на стену, прежде чем открыть рот – трусливая тактика, не позволяющая немому человеку начать разговор.

– Когда я был мальчишкой, – говорит он. – То ярмарка разбила шатры у Херринг-ран. У них был специальный аттракцион, большая палатка с природными диковинками. Среди них числилась русалка. Я знаю, поскольку я заплатил пять центов, чтобы глянуть. Целое состояние для мальчугана в те дни, я тебя уверяю. И знаешь, что я там увидел? Нечто мертвое, во-первых. Рисунки гологрудых красоток вовсе не походили на мумифицированное нечто в стеклянном ящике. Голова и торс обезьяны, пришитые к рыбьему хвосту, – это я понял сразу, поскольку это было очевидно. Но я годами твердил себе, что видел русалку, потому что я заплатил свои деньги за русалку, разве не так? Понимаешь, мне просто хотелось верить. Людям, таким как ты и я, требуется вера. Намного больше, чем другим. Была ли там русалка, в холодном свете ярмарочного дня? Нет. Просто креативная таксидермия. И мы видим ее часто, Элиза. Вещи сшиваются. Просто так, без смысла, но мы сами, в наших жадных умах создаем мифы, чтобы утешить себя. Имеет ли это смысл?

Он застегивает портфель, и щелчки замочков режут слух.

Джайлс готов отправиться в путь; возможно, сегодняшний разговор станет первым из маленьких уколов, которые в конечном итоге подействуют на Элизу точно прививки.

Он водружает на лицо улыбку и поворачивается, но улыбка примерзает к лицу.

Ее ледяной взгляд приносит в комнату холод утреннего ветра, и ему хочется заслониться от наступающего мороза. Она рисует знаки, тяжело, словно в руке ее молот, и одновременно быстро, как будто орудует кнутом, – подобного Джайлс не видел никогда. Повторяет знаки, чтобы они отпечатались в воздухе, точно огненные штрихи в небе на четвертое июля.

Он пытается отвести взгляд, но Элиза шагает в сторону, не давая ему уклониться; ее знаки как выпады, как рука, трясущая твой лацкан.

– Нет, – говорит он. – Мы не сделаем этого.

Знаки. Знаки.

– Потому что это нарушение закона! Вот почему! Мы, вероятно, нарушаем его, даже разговаривая об этом!

Знаки. Знаки.

– Ну и что с того, что оно одиноко? Мы все одиноки! – это правда, слишком жестокая, чтобы ее можно было произносить вслух.

Джайлс устремляется влево, Элиза преграждает ему дорогу, их плечи сталкиваются. Столкновение потрясает его до самых зубов, он спотыкается и вынужден опереться на дверь, чтобы не упасть.

Это, без вопросов, худший момент из тех, которые они пережили вместе, сравнимый с пощечиной. Его сердце колотится, лицо горит, откровенно что-то не то с его париком. Джайлс ощупывает череп, хочет убедиться, все ли в порядке, и от этого краснеет еще сильнее.

Неожиданно он ощущает, что едва не плачет. Как все пошло не туда так быстро?

Он слышит, как тяжело дышит она, и понимает, что сам пыхтит ничуть не тише. Смотреть на Элизу Джайлс не хочет, но он смотрит.

Она плачет, но все же показывает, и он, не в силах отвернуться, читает ее знаки.

– Это самое одинокое существо, которое я когда-либо видел, – он стонет. – Видишь? Ты сама это сказала: существо. Аномалия.

Ее знаки – удары ножом и кулаком. Он кровоточит и покрывается синяками.

– Что я такое? Тоже аномалия? О, пожалуйста, Элиза! Никто такого не говорит! Ужасно извиняюсь, но мне правда надо идти.

Следует очередная порция знаков – «ему все равно, что я не могу разговаривать», – только Джайлс отказывается повторять их вслух. Его трясущаяся ладонь находит ручку, дверь открывается, и холодный ветер замораживает одинокую слезу в уголке каждого глаза.

Он шагает в продуваемый сквозняками коридор, ловит обрывок другой фразы – «либо я освобожу его, либо дам ему умереть», – но напоминает себе, что где-то в городе есть здание, в здании книга, куда записаны все назначения, и в этой книге есть его имя. Никаких фантазий, голые факты.

Он делает шаг, но затем останавливается и ухитряется произнести, громко и почти уверенно:

– Это даже не человек!

Слова старика, молящего небеса о том, чтобы остаток дней его прошел мирно. Только вот он не успевает повернуться и удрать в сторону пожарной лестницы, в последний момент ловит еще несколько ее знаков, и эти знаки прожигают сквозь плащ, свитер, рубашку, через мускулы и кости достаточно глубоко, чтобы слова болели, точно свежая рана, терзали его весь путь до «Кляйн&Саундерс», где они начали зудящее превращение в шрамы, которые ему придется читать до конца жизни: «КАК И МЫ».

17

Из Вашингтона приходит ответ: Образец должен быть усыплен, разрублен на куски, словно бычья туша, и развезен по лабораториям всей страны в виде набора образцов. У Хоффстетлера есть неделя на то, чтобы завершить свои исследования.

Стрикланд откидывается на спинку кресла в офисе и пытается улыбнуться.

Миссия почти закончена, новая, лучшая жизнь вот-вот начнется, нужно использовать эту неделю, чтобы расслабиться, найти хобби, вернуться в то состояние, в котором он был до Амазонки, может быть, даже посетить доктора, о чем зудит Лэйни, показать ему пальцы.

Он обдумывает идею. Смотрит на пальцы.

Они напоминают ему о гнили джунглей, так что лучше подержать их под бинтами еще какое-то время.

Так что он отправляется домой рано.

Вот будет сюрприз для Тимми и Тэмми, когда они обнаружат отца, когда вернутся. Странно то, что Лэйни нет на месте.

Он сидит перед ТВ и ждет; нечто противоположное тому, что он планировал. Просто ждет и хрустит обезболивающим. В чем смысл? Он мог находиться и на работе.

Позже она появляется, но к этому моменту Стрикланд не понимает, что есть что. Таблетки размазывают детали до тех пор, пока те не становятся неразличимыми, словно визгливые приказы генерала Хойта: хххх хх ххххх.

Он не видит пакета с покупками в руках Лэйни, и ее платье не кажется знакомым. Она откровенно пугается, увидев его, потом смеется и говорит, что ей придется сходить в магазин завтра, поскольку она забыла блокнот.