Быть или казаться - Семён Афанасьев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Щукин, э-э-э… Щукин, а ты по ориентации кто? — Хвана неожиданно прострелила неприятная догадка. — Ты не по мужикам ли часом?!
— Не в этом теле, — почему-то заржал русский, похлопав себя левой рукой по животу. — Можешь не волноваться и здесь. О, исключительно для твоего спокойствия: на ближайшие неопределённое время я планирую полный целибат. Доволен? Такой вариант устраивает? Я сейчас убийственно серьезен и не настроен шутить.
— Да, такой вариант годится, — кореец заметно повеселел. — Хотя это всё и очень странно, но ты не врёшь. Непонятно, конечно, почему ты с таким жилблоком других женщин не водишь, но не буду лезть в твои дела.
— Может, я вообще девственник, — равнодушно заметил новый напарник. — И собираюсь им оставаться тут как можно дольше.
— А почему? — ДжоЧже почувствовал, что заинтригован.
Никакого рационального объяснения тому, что он сейчас слышал, не находилось.
— Религия, друг мой! Религия! — Щукин с силой приложился левой ладонью к плечу азиата. — Ну могут у меня быть свои жёсткие принципы и ограничения? Которые я категорически отказываюсь нарушать?
— Могут, — рассудительно кивнул Хван. — Принципы лично у тебя могут быть какие угодно, особенно после Моралеса. Хотя в адрес Лоу я их и не понимаю… — кореец помолчал какое-то время, но в итоге не сдержался. — Слушай, я полностью всем удовлетворён, но интересно же! А что это с тобой? Знаешь, вот сейчас я терзаюсь от любопытства ещё больше, чем по другому поводу минуту назад!
— Блин, ну прости. Считай, что она мне банально не нравится, — отмахнулся русский, вроде бы даже и тут не соврав.
Хм. Может, ему тогда только темнокожие нравятся? Или латинки?
Хван, вышагивая по тротуару, принялся перебирать в голове всё, что знал, о женщинах других рас. Попутно он пытался понять: интересно, и чем это новому напарнику Лоу не зашла? Классная же тётка.
Щукин, двигаясь рядом, время от времени на него насмешливо поглядывал и будто даже порывался периодически что-то сказать — но в последний момент сдерживался.
* * *
Виктория Абилхакимова, врач-интерн 7го курса медицинского университета имени Асфендиярова, Алматы, Республика Казахстан.
Не знаю, как тут выглядят заведения попроще, но это так называемое "нормальное", куда меня привёл Хван — из разряда "кафе "Сауле"" на Барахолке.
Сарай, короче говоря.
При том, оно — вовсе не тюркский "сарай" (который в одном из значений "дворец"), а очень даже русский. Подсобное помещение без особых изысков, чтоб мягко…
Ладно. Нормальное помещение, чего я гоню.
Меня просто еда удивила.
Со старта моих душещипательных приключений здесь у меня ещё не было физической возможности вкусить местных разносолов в подобном заведении.
Сейчас же поданные блюда напоминали пищевую пасту, выдавленную из тюбика, как в мультике про коротышку Незнайку на Луне.
На вкус, в принципе, и ничего. Но для человека, выросшего на Востоке и привыкшего к пищевому этикету и сервировке, смотрится диковато (особенно с поправкой на так называемое премиальное место).
А с другой стороны, дарёному барану зубы не считают. Я вон поначалу даже воду не представляла, где тут брать. Хорошо, двадцатка на кухне обнаружилась.
— Спасибо, — благодарю нового напарника абсолютно искренне после того, как неидентифицируемое содержимое первых двух тарелок исчезает у меня в животе. — Полегчало.
Похоже на какой-нибудь рацион питания будущего: углеводы, жиры, белки по норме, судя по ощущениям.
— Что пить будем? — живо интересуется Хван, завидев сотрудника, подающего жидкости и сейчас направляющегося к нам.
Официанты на кухне и на баре здесь разные. Интересно, это лишь в данном заведении? Или тут вообще такая практика?
Странная манера, но в чужой монастырь со своим уставом…
— Чай.
— А я ром буду, — широко раскрывает глаза товарищ, косясь в мою сторону и намекая, что я должен последовать его примеру.
— Ты можешь пить что угодно, хоть спирт с газировкой, — хмыкаю. — Хоть предварительно смешав их в одном стакане. Но не сейчас.
— А ты?
— А я вообще не пью алкоголь и не употребляю никакой дури, можешь считать это моим вторым принципом.
— Ну, если жить без баб с такой квартирой, то твоя трезвость меня уже и не удивляет, — едко (как ему кажется) замечает кореец.
Явно намереваясь пуститься во все тяжкие (и не принимая мои слова всерьёз), товарищ делает уверенный знак официанту и заказывает какую-то местную бурду.
— Надеюсь, ты не собираешься терять контроль над ситуацией и помнишь, что у тебя с собой достаточно дорогой робот? — Не могу удержаться от подколки, когда на принесённый миниатюрной графинчик он начинает смотреть с восхищением алкоголика.
Выхватываю посуду из его рук и подношу к носу.
Принюхиваюсь.
Ничего особого.
— Его не нюхать, его пить надо, — многозначительно и свысока говорит Хван, отбирая у меня тару и наполняя свою рюмку.
Ритуал в его исполнении выглядит смешно. Опускаю глаза, чтоб не заржать.
Он истолковывает мои действия по-своему:
— Это взрослая мужская жизнь, привыкай, молодёжь!
Затем опрокидывает рюмку в рот.
Вернее, пытается.
Знал бы ты… эх-х.
Удерживаясь от острот и комментариев, вместо этого придерживаю его за локоть через стол и спрашиваю:
— Тебя сразу напугать? Или так готов общаться?
Поскольку он недоумённо таращится на рюмку в своей ладони, забираю последнюю у него из руки и ставлю на своём краю стола, далеко от него, чтобы не мог достать. Сюда же перемещаю и графин.
— Ну давай поговорим, — с тяжёлым вздохом он провожает взглядом посуду. — Чего ты мне такого важного сообщить хочешь?
— У тебя сейчас в крови чего только не гоняет. Ты помнишь, что операция была на лестничной площадке?
— Да, — кажется, до него начинает доходить.
— Пощади собственную печень. Поверь, ты ещё нифига не соскочил. В том плане, что ты ещё далеко не выжил.
— Пугаешь? — настораживается он, хотя его замечательная программа определения правды однозначно активна.
Поворачиваю своё лицо, давая ему разглядеть себя со всех сторон:
— Первое, нам с тобой нужно достать антибиотики и прочее по списку: тебе интоксикацию выводить.
— Э-э-э…
— Второе, вытекает из первого. Тебя однозначно ждёт очень серьёзная терапия. Перед тем как начинать бухать, пожалуйста, сделай одолжение?
— Какое? — по-детски удивляется Хван.