Властимир - Галина Львовна Романова

Мадьяры с приходом хазар мало тревожили славян — у них появился новый враг, который вытеснял их с обжитых степных угодий. Большая часть мадьяр откочевала далеко на запад, за Бут, другие вернулись на восток, прочие понемногу мешались с хазарами. Это была, вероятно, одна из последних орд мадьяров, которая еще кочевала в этих степях. И она была довольно велика — Властимир заметил, что в толпе совсем мало женщин и нет детей младше тех, кто предназначался в жертву. Те, должно быть, остались в повозках. Зато к кургану приближалось не меньше четырех сотен воинов.

Властимир и Буян наблюдали за происходящим, уже отъехав на некоторое расстояние.

Когда процессия поднялась не вершину, жрец и его помощники закружились вокруг идола в танце и наперебой заголосили хвалу богу. Было похоже, что они просят бога принять жертву, даровав своему народу удачу. Они так были увлечены этим обрядом, что не обратили внимания на случайных свидетелей, которые находились совсем рядом.

Пока вокруг идола продолжалась пляска, в которую кроме жреца с помощниками включился кое-кто из зрителей, воины-охранники спешно сооружали алтарь из камней, разводили костер и раскладывали обрядовые ножи для принесения жертвы. Делали они это быстро и сноровисто.

Когда огонь разгорелся, жрец, продолжая приплясывать, взял из рук помощника нож и, закатив глаза, закружился вокруг собранных вместе жертвенных животных и связанных людей. Бог сам должен был указать на угодную ему жертву, подав знак. Несчастные люди, прижавшись друг к другу не сводили с него глаз. Некоторые мальчики тихо плакали. А толпа скакала вокруг, подбадривая жреца. Спокойными оставались только всадники.

Жрец завертелся волчком, раскинув руки. Он кружил все быстрее и быстрее и вдруг, споткнувшись, пошатнулся. Стремясь удержать равновесие, он задел одну из жертв — мальчика лет тринадцати. Разноголосый вой, рев и крик приветствовали выбор бога. Мальчик был высок ростом и хорошо сложен.

Пока жрец с багровым от натуги лицом и мутными глазами, шатаясь, приходил в себя, его помощники бросились на первую жертву. Избранника бога подвели за связанные локти к алтарю, а вскоре и жрец подошел туда, что-то бормоча себе под нос.

Помощники встали поодаль, а жрец толкнул мальчика так, что тот упал спиной с заведенными назад руками прямо на горячие угли. Стоя над ним, жрец запел, и все тут же подхватили песню, не переставая приплясывать. Остальные пленники немного приободрились — бог мог насытиться и одной жертвой.

Только мальчик не разделял общего восторга. Истошно вопя, он елозил по углям. Из-под него пробивался дымок. Когда жрец закончил заклинание и склонился к нему с ножом, мальчик боднул его головой в живот и вскочил.

Все ахнули. Обгорелые веревки упали с пленника, и он бросился бежать. Помощники главного жреца с криками кинулись за ним. Идол никак не отреагировал на то, что случилось под самым его носом.

Мальчишка бежал вниз по склону кургана, все увеличивая скорость. И вдруг его преследователи увидели нечто, заставившее их остановиться. У подножия холма еще слегка дымилось кострище, валялись остатки обеда и лежала даже кучка свежего лошадиного навоза. Только тогда с вершины заметили двух всадников.

— Держи их! — закричал жрец, показывая на них ножом. — Держи! Они осквернили самого Архмаздру!

— Держи! Держи! — подхватили остальные.

Услышав крики, всадники пустили своих жеребцов в галоп. Конные мадьярские воины во весь опор помчались за ними.

Сбежавший мальчишка наблюдал за этими событиями из кустов. Ему не было жаль тех двоих, что удирали от воинов, — он не привык жалеть чужих. Важнее было другое — теперь его оставят в покое.

Лошади мчались нос к носу, как на скачках. Князь и гусляр подгоняли коней, не оборачиваясь назад, — позади была слышна погоня, не отстававшая ни на шаг. К первым всадникам присоединилось еще десятка три — каждый хотел испытать свою силу и ловкость в охоте на чужаков. Некоторые мадьяры приготовили арканы, какими ловят диких лошадей: чужаки должны быть доставлены к алтарю идола живыми и по возможности невредимыми.

Расстояние до преследуемых сокращалось, и виноваты в этом были лошади: старый Облак уже не мог состязаться с молодыми сильными конями мадьяр, которые были натасканы, как охотничьи собаки, на долгую погоню. Более молодой Воронок мог оторваться от погони, но Буян нарочно сдерживал его, чтобы не разлучаться с князем. Властимир замечал это глазом опытного воина и терялся в догадках — почему гусляр не спасается бегством, хотя может это сделать.

Беглецы не сразу заметили, что впереди темнеет какое-то препятствие. Но мадьяры, очевидно, об этом знали, потому что вдруг стали сдерживать своих коней.

— Они отстают, княже! — крикнул Буян. — Там что-то есть!

Властимир и сам понял это. Вдруг лошади встали на дыбы. Путь им преградила глубокая и широкая трещина с отвесными стенами, через которую едва ли могла перепрыгнуть самая сильная лошадь. Она походила на ножевую рану, нанесенную земле великаном. С противоположной стороны был насыпан земляной вал. Конца-краю этой трещине не было видно.

Что делать? Удирать князю и Буяну было некуда, и преследователи это знали. Возможно, они нарочно загнали беглецов сюда. Мадьяры начали окружать витязей, не спеша вынимая сабли и арканы.

Буян и Властимир развернули коней и, выхватив мечи, ждали.

Всадники уже оценивающе разглядывали чужих коней и выискивали в глазах славян первые признаки страха, столь желанного для всякого, кто привык наводить его на других.

Облак и Воронок, чуя сечу, приседали на задние ноги, грызли удила, выкатывали налитые кровью глаза. Властимир и Буян посмотрели друг на друга. Возможно, это их последний бой, и они попрощались без лишних слов.

Человек или зверь, которому есть куда отступать, всегда обороняется с оглядкой. Если же зверя или человека загнать в угол, — он продает свою жизнь уже за дорого и бьется до конца. Но эти мадьяры, очевидно, никогда не имели дела с людьми, которые решались на такой последний смертный бой, и приближались к ним с беспечными улыбками.

Пришпорив коней, десяток самых нетерпеливых и молодых устремились вперед. Князь первым же ударом отрубил одному мадьяру руку. Началась яростная сеча. Кони вертелись, храпели и лягались. Прикрываясь щитом, Властимир срубал одного конника за другим. За его спиной гусляр, тоже бросив повод на луку седла и сдавив коленями бока жеребца, Держа меч двумя руками, так махал им, что от врагов только головы летели. Он уже был забрызган чужой кровью с головы до ног. Если бы князь видел, как сражается гусляр, он бы наверняка порадовался тому, что случай свел его с таким бойцом. Воронок хватал зубами угорских коней, бил копытами. Под ногами лошадей уже валялось десятка два трупов, искалеченные с трудом отползали в стороны, и вдруг мадьяры неожиданно отступили.

Властимир опустил меч, не понимая, что это значит. Неужели их оставят в покое, видя, что они, не получив ни царапины, уложили чуть не по десятку воинов каждый и многих ранили? Но тут засвистели арканы, и в следующий миг сразу две петли упали ему на плечи. Мадьяры скрутили обоих, обезоружили и верхом повезли назад, к кургану.