Тринадцатый апостол - Ричард и Рейчел Хеллер

Зеленый седан затерялся из виду благодаря безумному вождению Гила.

«Она права. Я справляюсь».

— Послушай, не могли бы мы обсудить это, когда доберемся до места? Если ты все-таки когда-нибудь решишься сказать мне, где оно, — добавил он.

— Выйди и дай мне сесть за руль, — отрубила она.

Он проигнорировал это. Дорога через сотню футов заканчивалась.

— Куда? — спросил Гил. — Налево или направо? Куда?

— Направо и не очень резко. Я пытаюсь уложить свиток обратно в ларец. Но теперь он туда не влезает.

— Что дальше? — спросил он.

— Глядя на указатели, дуй в сторону, — сказала Сабби. — И дай мне знать, когда мы проедем пару кварталов.

Было бесполезно втолковывать ей, что он никогда здесь не бывал. Откуда ему знать, когда они проедут эти несчастные пару кварталов? Она пыталась затолкать свиток в сгнившую, распадающуюся шкатулку. Непростая задача, учитывая, что тот стал в два раза больше, после того как она развернула его.

— Черт с ним, — услышал он ее бормотание, затем с удивлением увидел, как она вытаскивает откуда-то два больших магазинных пакета из непромокаемой бумаги. Сабби запихнула кое-как сложенный свиток в один пакет, а древнюю шкатулку — в другой.

Удовлетворенная, она села и выглянула из-за плеча Гила.

— Хорошо, мы почти на месте, — сказала она, когда они подкатили к вокзалу.

«Итак, мы сядем в поезд».

Создавалось впечатление, что зеленый седан будет долго искать их машину.

— А теперь делай в точности, как я скажу, — медленно произнесла Сабби. — И хоть раз в жизни не задавай мне вопросов.

Гил инстинктивно бросил быстрый взгляд в зеркало заднего вида.

«Вот он, словно мы никогда от него и не отрывались».

Зеленый седан опять сел им на хвост, но на этот раз не собирался висеть там на расстоянии корпуса или двух. С каждой секундой он приближался. Меньше чем через квартал их нагонят.

— Давай направо, — крикнула Сабби. — Сейчас!

Гил повернулся посмотреть, свободна ли улочка.

— Сейчас! — прошипела Сабби.

Он сжал зубы и крутанул руль, не зная, какой автомобиль может двигаться им навстречу.

— Теперь вперед, неважно как, прямо по кочкам. Не тормози, не сворачивай, просто дуй до горы.

Два поребрика и три «лежачих полицейских» слегка встряхнули их, но Гил автоматически делал все, как приказано.

— Теперь припаркуйся и выходи, — скомандовала Сабби, когда они подкатили к вокзальным перронам. — Брось ключи. Двигай за мной.

Гил бросил машину и побежал. Несколькими большими прыжками он нагнал ее. Она неслась во весь дух, волоча два магазинных пакета. Они вбежали в вокзальное здание, промчались по скользкому полу, миновали билетные кассы.

Ему не хватало дыхания спросить ее, куда они мчатся. Да это было, собственно, и не важно. Он ведь не собирался выдвигать свои предложения, а уж тем более отстаивать их.

Водитель седана выскочил из машины и бросился в погоню. У Сабби с Гилом было какое-то преимущество, но когда-нибудь им предстояло остановиться, и Гил никак не мог взять в толк, что может дать эта дурацкая гонка.

Сабби неслась к вращающейся входной двери. Но по мере приближения к ней она, видимо, поняла, что медленно вращающаяся конструкция со столь же неторопливо двигающимися людьми для них просто капкан. Она заколебалась, затем кинулась в сторону. Гил чуть было не налетел на нее. Она повернулась, оттолкнула в сторону большой контейнер с мусором, который перегораживал дверь из стекла и металла, и с силой ударила в створки плечом. К его удивлению, от удара дверь разошлась, и в тот же миг они с Сабби оказались на улице возле автостоянки.

Большое черное такси привело Гила в изумление. Оно буквально прыгнуло к ним, чуть их не переехав, взвизгнули тормоза. Когда обе дверцы авто распахнулись, Гил приготовился к самому худшему. Однако Сабби повалилась на переднее сиденье и приказала ему лезть в салон.

— Захлопни, захлопни дверцу, — скомандовала она, когда машина тронулась с места.

И они покатили, удаляясь от преследователя, от вокзала, просто уносясь прочь.

За три года до распятия

Вифиния, восточнее реки Иордан

Независимо от того, какое положение принимал Миха, спина у него постоянно болела. Летние одежды прилипали к телу и закручивались вокруг торса. Душный воздух, наполненный пылью и запахом испражнений животных, заполнял его легкие. Надо бы радоваться тому, что он может ехать на своем старом и верном осле, тогда как другие вынуждены таскаться пешком, частенько напоминал он себе, но даже эти напоминания скорей вызывали у него раздражение, чем заставляли смириться.

Я становлюсь для этого слишком старым.

В юности Миха с радостным возбуждением ожидал приключений. Прошло добрых десять лет, с тех пор как он оставил оружейную мастерскую отца и основал свою по изготовлению металлических украшений. Грязное жилье, почти несъедобная пища, постоянный риск, связанный с деловыми поездками, — всего этого он хлебнул вдосталь. Сделалось ясно, что не имеет значения, куда ехать. Везде было одинаково в плане всего самого наилучшего и наихудшего, что есть в человеке.

Да более десятилетия протекло с той поры, как он проезжал по этим улочкам. Казалось, они вовсе не изменились. Нищета, грязь, разврат — их не затронули даже годы. В юности Миха не одобрял презрения отца к беднякам. Теперь он и сам относился к жалкому простонародью примерно так же.

Как ему нравилось говорить, он стал практичным. Мечты юности умерли вместе с его женой и их еще не рожденным первенцем, судьбу которых определил римский легионер, куда-то верхом торопившийся и растоптавший молодую женщину на сносях, не сумевшую убраться с его дороги.

Лена была любовью всей его жизни, сильная духом женщина, не согласившаяся на брачный обряд и пришедшая к нему как равная. Свободолюбивая и прямая, а еще мягкая и любящая, она стала для него всем. С нею и ради нее он был счастлив делать все, что угодно.

После ее смерти все потеряло значение. У него не было желания ни продавать металлические украшения, ни браться за инструмент. Друзья призревали его. Кормили, когда он забывал о еде, давали приют, когда он не мог добрести до своего дома.

За один год Миха превратился в мертвеца, который поднимался лишь для того, чтобы отправиться в храм и произнести кадиш, традиционную молитву, посредством которой его душа могла воспарить к Олам Хаба. К Грядущему Миру.

Затем, в годовщину смерти жены, в тот момент, когда Миха читал кадиш, боль его чудесным образом рассеялась. Он больше не корчился в муках, ибо постиг, как умерли его Лена и не выношенное ею невинное дитя. Без какой-либо причины, без приговора и, очевидно, без Бога. Высокий, спокойный и свободный, он покинул храм и больше туда не возвращался.