Взять живым - Владимир Карпов

Многие из разведчиков, не теряя времени, уже спали под кустами, совершенно сливаясь в пятнистых своих костюмах с окружающей местностью.

– Подъем, ребята! Здесь нам больше делать нечего, – скомандовал Ромашкин…

К исходу дня они достигли главной полосы в новой обороне противника. Немцы чувствовали себя в безопасности и особой бдительности не проявляли. Василий, как, умел воспользовался этим. Епифанов присмотрел здесь длинную лощину с крутым берегом, очень удобным для устройства штабных блиндажей. Лощина была зеленая, травянистая, на дне ее протекал ручей.

– Не штаб, а санаторий будет, – одобрил выбор Ромашкин. Он выставил наблюдателей, послал навстречу полку дозор с очередным донесением и облегченно вздохнул. – Ну, братцы, мы все свои дела сделали, теперь не грех и передохнуть, дайте сюда чемодан обера, пора разобраться, что там в нем.

Цикунов открыл чемодан, вынул парадный мундир с Железным крестом и еще какими-то значками, отметил вслух:

– Заслуженный фриц был. – Проверил карманы и бросил мундир в кусты. – А вот это нам годится. Тут у него ветчина и консервы. Есть еще какие-то баночки вонючие, мазь, наверное.

– Ну-ка, покажи… Чудило, это же сыр! Лучший в мире.

– Фотографий полно, письма, – продолжал разбираться в содержимом чемодана Цикунов.

Фотографии пошли по рукам. На одной из них обер-лейтенант в парадном мундире, наверное, том самом, который выбросил Цикунов, стоял рядом с высокой сухопарой женщиной, в лице ее было что-то совиное.

Письмами Ромашкин занялся сам, одолевая неразборчивый почерк, прочитал:

«Веймар. 26.7.42 года.

Мой дорогой Ганс!

Я много раз в день подхожу к твоему портрету и любуюсь тобой. Какое счастье дал нам фюрер! Жили мы с тобой скучной жизнью, никто нас не знал. А теперь ты – офицер, кавалер Железного креста. Как я счастлива! Смотрю на тебя и не верю: неужели это мой Ганс? Вот и лето пришло. Бог хранит тебя для новых подвигов во имя Великой Германии. Вперед, мой рыцарь! Фюрер смотрит на вас.

Целую нежно. Твоя Гретхен».

– Вот стерва! – мрачно выругался Рогатин.

– Их заставляют так писать, – сказал Коноплев. – Не всегда по своей воле такое пишут.

– Нет, эта бабенка от души писала…

Неподалеку вдруг затрещали редкие выстрелы. Из-за немецких траншей ударили минометы. Ромашкин в бинокль увидел цепи наших бойцов.

– Идут! – обрадовался Василий, продолжая глядеть в бинокль. – Как всегда, впереди рота Куржакова.

Интересно было наблюдать за своими со стороны противника. Бойцы бежали, пригибаясь, и почему-то не стреляли. Куржаков с автоматом на груди широко вышагивал в боевых порядках и что-то кричал отстающим, наверное, ругался, но лицо у него было веселым.

– Цикунов! Выйди им навстречу, а то примут нас за немцев…

Вскоре Куржаков, сопровождаемый Цикуновым, подошел к разведчикам.

– Явился, не запылился, – весело сказал Ромашкин.

– А вы прохлаждаетесь?

– Чего же еще!.. Оборону разведали, вас поджидаем.

– Не очень-то далеко мы отстали. Вслед за вами шли.

– А все же вслед, – подмигнул Ромашкин. – Ну, ладно, старшой, есть хочешь? Садись, у нас тут трофеи.

– Пожрать не мешало бы, – признался Куржаков, – да некогда. Попробую с ходу влететь в оборону фрицев, пока они не очухались. Может, зацеплюсь вот на той высотке. Я ведь не разведка, не по кустам воюю. Привет!

Он побежал дальше за своими бойцами.

Немецкая оборона затарахтела пулеметами, забухала орудиями. Особенно плотным был огонь там, куда нацелился Куржаков. Коноплев в бинокль наблюдал за боем и докладывал, не отрывая глаз от окуляров:

– Зацепились наши за высотку!.. Куржакова вижу…

– Ну и дьявол! – восхитился Василий. – Все же влез. Ох и дадут ему фрицы жару!.. Вот чертов Куржак, ни себе, ни людям покоя не дает. Помогать надо. Подъем, ребятки! А ты, Епифанов, здесь с саперами оставайся, встретишь штаб.

– Мне бы с вами, – попросился Епифанов.

– Нет, сержант, кончилось наше с тобой взаимодействие. Теперь твое дело – землю копать. Готовь НП, Караваев в тылу не засидится.

О подготовке немцами нового грозного наступления на Курской дуге весной 1943 года первыми вызнали те разведчики, что носили немецкую форму и работали в глубоком тылу врага, в его штабах и государственных учреждениях. Но и для Ромашкина вместе со всем его взводом перед этой битвой дел было невпроворот. Недаром зачастил в блиндаж разведвзвода Гарбуз – теперь уже не комиссар, а замполит.

Разведчики с интересом разглядывали его темно-зеленые погоны с малиновыми просветами и звездочкой в центре. По приказу погоны полагались всем еще с января, но, пока их шили в тылу, пока везли на фронт, времени прошло немало.

– Скоро, скоро и вас обрядим, – обещал Гарбуз. – В дивизии погоны получены. На днях привезут и нам. А сейчас прошу внимания.

И в который уже раз заводил речь о задуманной в немецком Генеральном штабе операции, о том, какие надежды связывает с нею Гитлер и насколько важно для нашего командования постоянно быть в курсе событий, происходящих по ту сторону фронта.

А тем временем весь полк все глубже и глубже закапывался в землю. Сеть свежих траншей покрыла поля, холмы, опускалась в лощины, уходила в перелески. Каких только позиций не настроили многострадальные солдатские руки – основные, запасные, отсечные, ложные, передовые, тыльные! Руки эти перелопатили столько родной земли, что ладони покрылись сначала твердыми, как роговица, обычными трудовыми мозолями, потом стали появляться белые прозрачно-водянистые волдыри, потом волдыри заполнились розовой сукровицей, а затем кожа порвалась в клочья, обнажив живое мясо, прилипавшее к рукояткам лопат.

Строительство оборонительных сооружений ежедневно проверяли офицеры из управления дивизии. Не сидело в штабе и армейское начальство. Однажды в полк прибыл член Военного совета армии генерал-майор Бойков. Командиру полка, начальнику штаба, начальнику артиллерии и другим, кто намеревался сопровождать его, сказал:

– Свиты не надо. Пойду по батальонам только с Гарбузом. Свиту немец заметит, работать не даст, больше придется лежать под обстрелом.

Начальника политотдела дивизии, который приехал вместе с ним, тоже вернул:

– Ты, Борис Григорьевич, действуй по своему плану…

К середине дня Бойков обошел почти всю оборону полка и позвонил Караваеву из правофлангового батальона:

– Кирилл Алексеевич, мы закончили, сейчас возвращаемся. Соберите-ка минут через двадцать работников штаба и командиров специальных подразделений, которые поблизости окажутся.

– Пообедать бы надо, товарищ одиннадцатый, – напомнил Караваев.