Сотня цветов. Японская драма о сыне, матери и ускользающей во времени памяти - Гэнки Кавамура

подмышки заливающегося плачем малыша, наворачивал круги какой-то мужчина. Наверное, он искал, где раздобыть воды. В моих ногах путалась черная от сажи кошка, беспрерывно дравшая осипшую глотку. Проезжую часть покрывала волна обломков черепицы, съехавшей с крыши разрушенного дома. Бежать по этим плиткам было невозможно, я аккуратно переставляла ноги, и глиняные пластинки хрустели под моим весом.

Звуки постепенно наполняли этот мир заново. Я услышала свое прерывистое дыхание, в уши отдавало участившееся сердцебиение. Было непонятно, то ли это городу вернулась пронзительность звучания, то ли я вновь обрела слух.

* * *

Я зашла в тупик: нечто похожее на громадную бетонную коробку представляло собой непроходимый барьер. Потом я разглядела, что это было пятиэтажное здание, которое выдернулось из земли и завалилось на дорогу. Повсюду на земле валялась одежда, одеяла, стиральные машинки, кондиционеры – различные вещи, которые выбросило из квартир. Казалось, здание выхаркивало из себя непереваренное человеческое существование. Судя по всему, раньше на первом этаже здесь была конструкторская фирма: вывеска учреждения теперь вверх ногами торчала из щели разломившейся глыбы бетона. Перевернутые иероглифы казались письменами иноземной культуры.

В закоулке рядом с упавшим домом толпились люди. В темноте было как следует не разглядеть, но и без того было понятно, что они пытались вытащить из-под завалов человека. Тот, казалось, уже был мертв, он с ног до головы был замотан красным одеялом.

Представилось, что я умерла: сжавшись в комок под одеялом, я ждала, когда все вокруг перестанет содрогаться, и меня придавило упавшим потолком. «Видишь! А я ведь тебя предупреждал!» – бросил упрек отец, представший перед моим телом. Мама стояла с ним рядом и тихо плакала, приговаривая: «Бедняжка…»

Кто же даст мне почувствовать себя по-настоящему любимой? Отец? Мать? Асаба-сан? Когда придет время, кто будет искренне плакать над моим телом?

Перед глазами проплыла фигура школьницы в пижаме. Вместе с девушкой по разбитой дороге перебирал лапками пес породы сиба-ину. Я не сразу поняла, что эти двое здесь забыли, чем они вообще занимаются. И пока я провожала взглядом этих прохожих, удаляющихся в заполоняющий город дым, меня посетило озарение: девочка же выгуливает собаку! «Какое сумасбродство!» – была первая мысль. «Да, впрочем, не сумасбродство это никакое: люди просто даже в такой ситуации пытаются жить как прежде». Вполне вероятно, что мной сейчас, когда я держу путь навстречу Асабе-сан, движут те же силы, что и этой девочкой. Тело само двигается вперед, прислушиваясь к наставлению сердца: «Ничего еще не окончено. Жизнь продолжается!»

* * *

Воздуха уже не хватало, но я продолжала идти. Должно быть, прошло уже больше часа. Я должна убедиться, что у Асабы-сан все в порядке. О! Вот и теннисный корт – осталось совсем немного. Совсем скоро я его увижу. Осталось еще чуть-чуть пройти, и будет его университет. Ноги цеплялись за рытвины, но я все набирала темп.

Зарождался круг рассветного солнца, но беспросветный черный туман поглощал все лучи. Поверхность земли горела красным. Перед глазами все было в огне. И здания. И люди. И само небо.

Показалась завалившаяся на бок эстакада, ее массивные металлические опоры были вырваны с корнями. Она лежала, как выброшенная на песчаный берег исполинская туша кита, метров пятьсот длиной, а может, и целый километр.

На обочине накренившейся дороги стояла вереница из десятка грузовиков. Их всех снесло к краю упавшей эстакады, и они буквально лежали на деревьях, что росли вдоль проходившей по низу проезжей части. Из кузова грузовика, который был в колонне последним, беспорядочно разлетелись мандарины. За лежавшей эстакадой виднелась церковь. Над ее разбитым витражным окном высился черный склонившийся крест, который словно оберегал город.

Время будто остановилось. Передо мной разворачивалась сцена из какого-то научно-фантастического романа: меня перенесло в иллюзорный мир, где все вокруг обездвижилось.

До университета Асабы-сан осталось рукой подать. Еще пара минут ходьбы, и покажутся ворота кампуса. Скоро я его увижу. Ноги больше не слушались. Я не могла сдвинуться с места. Меня словно парализовало. Послышался кисло-сладкий аромат мандаринов.

Ни с того ни с сего из моего горла вырвался истошный крик. Я стояла посреди развалин и кричала, не разбирая издаваемых звуков. Снова и снова. Я разрывала глотку, выпаливая одно и то же слово. Это… Это было имя моего сына. Мне нужно возвращаться. Возвращаться к Идзуми. Крик сменился хрипом, вместо имени Идзуми вырывался кашель. Слезы полились по щекам.

Идзуми… Идзуми… Идзуми!

* * *

Посреди руин, под небом, застланным черным дымом, я стояла и, не помня себя, выкрикивала его имя снова и снова.

11

Идзуми поднес ко рту пластиковую ложечку. Желтый пудинг аппетитно отливал глянцем. Юрико всегда была поклонницей пудингов, особенно тех, что с карамельным соусом. Причем ей больше нравились не те, что премиум-класса, с вычурными ингредиентами в составе, а самые обычные, с ярким привкусом яйца. А еще она любила паффы с кремовой начинкой.

Снаружи пансионата вовсю трещали цикады. Стрекот стоял настолько сильный, что даже действовало на нервы. На лужайке, высунув изо рта язык, лежал пес. Беспрерывные движения его живота, который вырастал, наполненный воздухом, и в ту же секунду сдувался, сообщали, какая невыносимая жара на улице. Острые солнечные лучи рассекали пространство, устанавливая границу между двумя царствами – царством Тьмы, господствовавшей внутри дома, и окаймлявшего его царства Света.

Как птенцы раскрывают клюв в ожидании пищи, так и Юрико сейчас разинула рот при приближении ложки с пудингом, которую поднес Идзуми. И как только пластик коснулся языка, она сомкнула губы и сгребла очередную порцию.

– Вкусно? – поинтересовался Идзуми.

– Очень! – кивнула Юрико, светившаяся детским восторгом. И это ребячество почему-то рождало в Идзуми особое ощущение семьи.

– Спасибо, Идзуми! Было вкусно! Очень вкусно! – рассыпалась в благодарностях мама, пока Идзуми вытирал салфеткой уголки ее рта.

«Когда я был маленьким, мама наверняка делала все то же самое, – промелькнуло в его голове. – Теперь мы просто поменялись ролями».

Юрико внезапно поперхнулась. Каори сразу подала ей кружку с чаем. Она все это время сидела рядом. Ее круглый живот выпячивался вперед: словно она засунула под платье баскетбольный мяч. Врач сообщил, что ребенок родится в конце месяца. Каори предположила, что после родов некоторое время у нее не получится выбираться к Юрико в пансионат, поэтому сегодня отправилась вместе с Идзуми.

– Ой, Никайдо-сан, спасибо! И что в такую глушь ради меня забралась, тоже спасибо, – покончив с чаем, Юрико начала осыпать благодарностями девушку.

– Мам, Каори.

– Да-да. Мику-тян, милая, ты так подросла за это время! Совсем уже взрослая стала! Как у