Мой любимый враг - Рита Навьер

Она обиделась и ушла. Но девятнадцатого декабря Валя снова заявилась как ни в чём не бывало. Якобы поздравить меня с прошедшим днем рождения. Торт принесла, немного фруктов и бутылку шампанского.

– Прости, Татьяна, вчера не могла вырваться. Денис поздно с работы пришёл. Что так смотришь? Шампанское тебе уже можно, ты у нас теперь совершеннолетняя.

А я вовсе не из-за шампанского зависла, а в целом – от ее жеста. Даже, скорее, от ее непробиваемости.

Я накрыла на кухне. Быстренько отварила картошку с ее же сосисками. Порезала яблоко, пару бананов и апельсин. Но она отказалась. Хотя шампанское намахнула по-гусарски. А потом вдруг увидела мой браслет. Я, сообразив, спрятала руку под стол, но она уже зацепилась глазом.

– Ну-ка, ну-ка, покажи. Откуда это у тебя?

– Сама себе купила. В подарок на день рождения.

– Откуда у тебя такие деньги?

– Какие – такие? Он не так уж дорого стоит.

– Что ты мне поешь? Думаешь, я в таких вещах не разбираюсь? Не меньше двадцатки такой стоит, а то и дороже. Откуда он у тебя?

– Тебе-то какая разница? – огрызнулась я, не зная, что сказать. Жаль, я врать с лету не умею.

Валя пару минут разглядывала меня с прищуром, потом тихо сказала:

– А как там Рощин поживает?

– А я откуда знаю? Я же тебе говорила уже, что мы с ним не общаемся.

– Говорила, да. Но что-то меня терзают смутные сомнения…

Потом вернулся с работы отец, на удивление, трезвый. И Валя сразу же прекратила свой допрос и быстро умотала к себе.

А теперь вот – подкараулила.

Валя начала с порога, даже сапоги снять ещё не успела:

– Ивана дома нет? Ну и прекрасно. Значит, вот так ты с Рощиным рассталась?

– Ты сегодня без сосисок?

– Не переводи разговор. Лучше скажи, тебе как, нормально, встречаться с парнем, зная, что он – один из них? Из тех, кто убил твою сестру, свел в могилу твою мать, посадил твоего отца?

– Он тут не при чем. Он – это он, – и с вызовом добавила: – Сын за отца не отвечает. И за брата – тоже.

– Наивная, – покачала головой Валя. – Все они, мажоры, одинаковые.

– Ты мыслишь стереотипами и дальше своего носа не видишь, – заводилась я. – А Димку ты вообще не знаешь.

– Я знаю жизнь. Рощины – гнилая семейка. Все они одинаковые. Что старший их сынок-убийца, что младший, этот твой… Димка, – на его имени она презрительно фыркнула. – От осинки не родятся апельсинки. А самое страшное, если твой отец узнает, что ты водишь шашни с этим Рощиным…

Валя вдруг заткнулась и резко побледнела. Смотрела она уже не на меня, а поверх моего плеча. Я обернулась, и внутри у меня всё похолодело. На пороге кухни стоял отец и таращился на нас с перекошенным до неузнаваемости лицом.

– Рощин? – прохрипел отец, будто его душили.

– Ваня, Ваня, ты всё не так понял! – засуетилась Валя, вскочив из-за стола.

А я просто одеревенела, впала в ступор. Смотрела на отца, на его изуродованное шоком и гневом лицо, на горящие безумием глаза и не могла пошевелиться.

– Ты… моя дочь… – медленно и угрожающе надвигался он на меня, – ты… связалась с ними… с одним из них… с теми, кто убил Аришку… нашу маму… меня на десять лет… Да кто ты после этого?

И отец вдруг с размаху ударил меня. Голова дернулась вбок и тут же будто взорвалась. На несколько секунд я ослепла и оглохла. Открывала и закрывала рот, не в силах глотнуть воздуха. Потом сквозь тяжёлый гул в ушах различила звон бьющейся посуды и вопли тети Вали.

Она визжала, металась. По-моему, отец и её стукнул.

– Ваня, успокойся!

– Ты всё знала! Знала и молчала! – он схватил её за волосы и вытолкнул из кухни в прихожую. – Пошла прочь! Чтоб ноги твоей в моем доме не было!

Потом повернулся ко мне:

– А с тобой я разберусь.

– Это родительский дом! Не твой! – верещала Валя, торопливо натягивая шубу.

– Пошла вон! – рявкнул отец.

– Имей в виду, я этого так не оставлю! Я твою дочь растила, пока ты сидел. И после этого ты ещё…

Отец двинулся к ней, Валя тотчас подхватила в охапку сумку, шапку, шарф и выскочила в подъезд, не успев даже сапоги застегнуть.

– Сучка… всегда такой была… – процедил отец. Потом перевел тяжелый взгляд на меня. – Ну а ты… Не думал я, что моя собственная дочь окажется такой продажной дрянью…

– Дима никого не убивал. Он не при чем! – срывающимся голосом произнесла я. И тоже поднялась из-за стола.

Однако мне пришлось ухватиться за край столешницы. Голову по-прежнему наполнял вязкий гул, а перед глазами всё плыло и качалось.

– Дима? Ах, Дима! Бесстыжая ты дрянь! – рыкнул отец и опять замахнулся.

Я отклонилась, и его ладонь, сухая и твердая как доска, прошлась по моему лицу лишь вскользь. Но отец тут же, не дав мне даже вздохнуть, ударил снова. Я впечаталась спиной в стену и потихоньку начала сползать вниз. А после следующего удара и вовсе провалилась в забытье как в черную яму.

***

Очнулась я в полной темноте и не сразу сообразила, что лежу на своей кровати прямо в одежде, а на дворе – глубокая ночь. Отец, видать, меня перенёс. Заботливый какой, с ума сойти. Избил до потери сознания, но не бросил на полу, а отнес в кроватку.

Я горько усмехнулась, и губы тотчас засаднило. Нащупала кончиком языка на нижней губе ранку и почувствовала привкус крови. Видать, о зубы порезалась, когда он стукнул. Ну отлично!

Попробовала встать и тут же со стоном бессильно рухнула обратно. Всё тело болело так, словно по мне проехались катком. Или как у Бёрджесса: «всю ночь били, колотили и не давали опомниться». Голова, по ощущениям, весила целую тонну. Особенно левая ее сторона.

Но как-то встать надо было. Хотя бы для того, чтобы попить. И осмотреть себя. И понять, как быть теперь. Потому что для меня то, что сегодня произошло, то, что отец посмел меня избить – это конец всему. Я никогда его не прощу. И жить с ним не останусь.

В какой-то мере мне даже легче стало. Последние месяцы я так тряслась и боялась, что он узнает про нас с Димкой. Каждый день жила в напряжении. Мне даже кошмары снились такие, что я порой в холодном поту вскакивала.

И вот –  оно случилось. И что? Небо не рухнуло. Я жива, пусть и не совсем здорова. И бояться больше нечего и некого.

Превозмогая боль, я поднялась, вышла в коридор. Отца дома не оказалось – и слава богу. Видеть его сейчас было бы совсем невмоготу. Да и не только сейчас.

Голова трещала, затылок ломило, и думалось с трудом. Но я знала точно – так просто этого не оставлю. Не проглочу. Немножко приду в себя, а там уже придумаю, что делать дальше.