Убить президента - Лев Гурский

– А сами вы куда сейчас? – спросил Журавлев. – Домой вам тем более нельзя. Может, к нам? Потеснимся… Жена будет рада, – закончил он неестественно бодрым голосом. Как видно, ему смертельно не хотелось одному возвращаться к семейным разговорам про темпы инфляции. И мне, по правде говоря, тем более.

– Я найду, куда ехать, – заверил я. – За меня прошу не беспокоиться, не пропаду.

– К Алле Евгеньевне поедете? – ревниво спросила Катюша. – Или к Татьяне? А может, к Наталье или Верочке с «Мосфильма»?

Каким-то образом Катя всегда была в курсе всех моих личных дел. Она знала многое, хотя и не все. Женская интуиция у нее была развита отменно. Я был для нее чуть больше, чем просто любимый начальник.

– Катюша, – проникновенным голосом произнес я. – Рыбка моя, мечта моя. Ты ведь знаешь, я поехал бы только к тебе. Но ведь Петюня… И потом Борис Игоревич едва ли будет доволен…

Катюша примолкла. Супруг Борис Игоревич едва ли был бы доволен. Я подозреваю, что он и так имел на меня огромнейший зуб из-за вечерних записей нашей программы. Возможно, он подозревал, что дело не только в записях…

Мы подбросили до дома Журавлева, потом Катю. После чего Мокеич вопросительно поглядел на меня:

– Куда ехать, шеф?

Я задал ему направление, в самом общем виде, а потом задумался. Если соколы до утра не угомонятся, меня станут искать в первую очередь. Значит, адрес мой на ближайшие день-два никто не должен был знать. В районе Тверской, куда держал путь наш «рафик», у меня было три варианта. Алла Евгеньевна, Наталья и Вита. Насколько я помню из истории, Ясир Арафат, проживая в Тунисе и опасаясь покушений, каждый вечер менял свой адрес, доверяясь случаю: подбрасывал драхму. У меня была штука получше. Я выудил из наружного кармана рубашки пластмассовый кубик и загадал: один, два – иду к Алле, три – четыре – ночую у Виты. А если выпадет пятерка или шестерка – делать нечего, придется идти к Наталье. Честно говоря, хотелось мне к Алле, но там меня и проще всего было отыскать. Доверимся-ка случаю.

Метод Арафата дал мне шестерку. Против судьбы не пойдешь.

– Стой, – сказал я Мокеичу. – Дальше я пешком. А ты лучше позабудь, в какую сторону ты меня вез.

– Будет сделано, – миролюбиво сказал Мокеич и умчался.

Так я попал к Наталье.

Я провел рукой по карману рубашки, кубик был там. Маленькое орудие Фатума. Если бы не он, был бы я сейчас у Аллы и пил бы чай… без сахара и безо всего. В том числе и без хлеба. Вечно у Аллы холодильник пустой, и если приходишь без предупреждения – пеняй на себя.

В этом отношении кубик выбрал Наталью недаром. За ее завтраки ей можно простить очень многое. Даже три золотых передних зуба. Даже неправильные ударения, которые она иногда расставляла в иностранных словах. Наталья была женщиной умной и начитанной. Но что же поделать, если в книгах на иностранных словах ударения не ставятся – догадайся, мол, сама. Наталья догадывалась, но части неправильно.

Раньше меня это раздражало, но потом я привык.

Кстати, к ее потрясающим котлетам я привык еще раньше.

Я доел свою порцию, глотнул компоту и только тогда взглянул на часы. Половина одиннадцатого. Так. Теперь надо позвонить на работу и Дроздову, как договорились.

Только, конечно, не из квартиры. Я пошарил в карманах.

– Наташ, у тебя жетон есть? – спросил я.

У хозяйственной Наташи жетонов нашлась целая пригоршня. Я взял парочку. Потом, подумав, взял еще два. Телефоны-автоматы, производимые в нашей стране, на редкость ненадежны. Это вам не автоматы Калашникова.

На мой звонок долго никто не открывал. Наконец, за дверью я услышал шаркающие шаги.

– Кто это там? – спросил старушечий голос из-за двери.

– Милиция, – строго произнес я. – Трахтенберг здесь проживает?

Дверь приоткрылась сантиметров на пять, в проеме блеснула цепочка. Хозяйка, видимо, обсмотрела мою милицейскую форму, осталась довольна и, наконец, пустила меня внутрь. Но не далее прихожей.

Старушка была как в книге «Преступление и наказание». Грязноватый халат, крысиный хвостик волос. Из кухни несло чем-то горелым и противным. Да и квартирка сама выглядела на редкость противно. Чувствовалось, что живут здесь не очень давно, но уже успели все основательно загадить. Стены были в какой-то жирной копоти и, случайно коснувшись одной из стен, я думал о том, обо что же вытереть руку.

– Трахберги? – радостно сказала старушка. – Уехали, уехали они. В Израиль, значит, подались. Квартирку продали и поминай как звали. Скатертью дорога. Пущай отдохнет от них Россия-матушка… – Тут старуха тревожно посмотрела мне в лицо и спросила: – Извиняйте. А вас, товарищ милиционер, как, к примеру, звать-величать?

– Лаптев, – отрапортовал я. – По имени Максим, по отчеству Анатольевич. По званию – капитан. Что вас еще интересует?

Старушка успокоилась.

– Да нет, – ответила она. – Ничего, товарищ милиционер. Я подумала, может, вы из этих…

– Из каких? – переспросил я. Очень я не люблю таких разговоров. В эти минуты мне хочется, хоть ненадолго, стать евреем.

Старуха засмущалась и ничего не ответила. Словно бы ей на подмогу из комнаты в прихожую вышел мужик лет сорока, со встрепанными волосами, в трусах, в майке и в шлепанцах. В руках он держал наполовину опустошенную банку с солеными помидорами. Мужик задумчиво ел. Глаза у него были чуть прикрыты от удовольствия.

– День добрый, гражданин начальник, – произнес мужик, жуя. – Хотите помидорку? Мамаша сама солила. – Он лениво мотнул головой в сторону старухи. Та горделиво потупилась.

– Здравствуйте, – сказал я. – Спасибо, конечно. Я только что из-за стола, сыт…

– Ну, как хотите. – Мужик спокойно вытер пальцы о майку. – А старую вы не слушайте. Андрюха нормальный парень. Я с ним пару раз успел потолковать, пока квартиру оформляли. Злой только был очень, а так ничего. Все ругался на всех. Идиоты, говорил, падлы… нет, быдлы. Короче, суки позорные, примерно так. И выпить был не дурак. Короче, парень что надо, и плевать мне, что еврей…

Старуха недовольно кашлянула. Слова сына ей не нравились, но спорить она не хотела, стесняясь постороннего, да еще и милиционера.

– Плевать, – повторил мужик. – Главное что? Главное, чтобы человек был хороший. Взять хотя бы президента нашего. Чихал я на то, что он Маркович по отчеству. Пусть хоть Абрамович. Главное, чтобы он всем коммунякам и демократам дал просраться… Правильно я излагаю, гражданин начальник?

Старуха поджала губы.

– Макарович он по отчеству, а не Маркович, – с досадой произнесла она. – Папу его Макаром звали. Он же рассказывал по телевизору. В паспортном столе ошиблись или специально навредить захотели.

Мужик засмеялся и добродушно покрутил пальцем у виска. При этом он чуть не выронил свою банку, однако проворно успел подхватить.