Смерть в белом галстуке. Рука в перчатке - Найо Марш

– Золотой, с медальоном, вделанным в крышку и окруженным бриллиантами. Вам он знаком?

– Звучит роскошно. Нет, не думаю.

Аллейн поднялся.

– Тогда все, – сказал он. Большое вам спасибо, мисс Бриджет. До свидания. – Он дошел до двери, когда она остановила его:

– Мистер Аллейн!

– Да?

Бриджет стояла посреди комнаты, очень прямая, со вздернутым подбородком и упавшим на лоб локоном.

– По-моему, вас очень заинтересовало то, что моей матери стало нехорошо вчера вечером. Почему?

– Ну, лорд Роберт был при ней в этот момент… – начал Аллейн.

– Вас, похоже, столь же сильно занимает то, что я вернула маме сумочку. Почему? Ни одно из этих происшествий не имело отношения к Банчи Госпеллу. Мама плохо себя чувствует, и я не хочу волновать ее.

– Совершенно верно. Я тоже не хочу без крайней необходимости.

Бриджет вроде бы успокоилась, но Аллейн видел, что ей хочется еще что-то сказать. Ее юное лицо с прекрасным макияжем, обрамленное старательно завитыми кудряшками, было испуганно.

– Я хочу, чтобы вы мне сказали, – проговорила девушка, – подозреваете ли вы в чем-нибудь Дональда.

– Пока еще слишком рано, чтобы подозревать кого-то конкретно, – ответил Аллейн. – Вам не следует придавать слишком большого значения никакому отдельному пункту в полицейском опросе. Многие из наших вопросов – обычная рутина. Как наследник лорда Роберта… Не надо опять на меня накидываться; вы спросили, и я отвечаю. Так вот, как наследник лорда Роберта Дональд неизбежно вызывает ряд вопросов. Если вы беспокоитесь о нем, а я вижу, что да, позволите дать вам один совет? Посодействуйте тому, чтобы он вернулся к медицине. Если он начнет заправлять ночными клубами, велика вероятность того, что рано или поздно он угодит к нам в лапы. И что тогда?

– Конечно, теперь все будет по-другому, – задумчиво произнесла Бриджет. – Мы могли бы пожениться довольно скоро, даже если бы он весь день проводил в больнице или где-то еще. У него ведь будут кое-какие деньги.

– Да, – согласился Аллейн. – Да.

– Это не значит, что я бессердечна, – продолжила Бриджет, смело посмотрев ему в глаза, – но ведь нельзя не думать об этом. Мы очень скорбим о Банчи. Мы очень о нем скорбим. Но ведь он был уже немолод, в отличие от нас.

Аллейну неожиданно вспомнилась свесившаяся на сторону безжизненная, словно уменьшившаяся голова, пухлые ручки, маленькие ступни, повернутые внутрь.

– Да, – проговорил его друг, – в отличие от вас.

– Мне кажется, в отношении Дональда он вел себя глупо и занудно, – повысив голос, продолжала Бриджет. – И я не собираюсь это отрицать, хотя мне жаль, что вчера я была с ним неучтива. Но все равно, я не верю, что он был бы против того, чтобы мы понимали преимущество денег. Я думаю, он понял бы.

– Уверен, что понял бы.

– Ну, тогда не смотрите на меня так, будто я бездушная тварь и веду себя по-скотски.

– Я не думаю, что вы ведете себя по-скотски, и не верю, что вы в действительности очень бездушная.

– Спасибо и на том! – огрызнулась Бриджет и тут же прибавила: – Ох, извините…

– Ничего, – сказал Аллейн. – До свидания.

– Но…

– Да?

– Ничего. Просто вы заставляете меня чувствовать себя скаредной, а это несправедливо. Если бы я могла что-то сделать для Банчи, я бы сделала. И точно так же Дональд. Но Банчи мертв. Нельзя ничего сделать для мертвых.

– Если они были предумышленно убиты, можно постараться найти того, кто их убил.

– «Око за око»? Им это уже не поможет. Это просто варварство.

– Пусть убийца задушит кого-нибудь еще, если ему заблагорассудится. Так, по-вашему?

– Если бы мы могли сделать что-то реальное…

– Как насчет того, чтобы Дональд сделал то, чего так хотелось дяде, – продолжил медицинское образование? Если только, – поспешно прибавил Аллейн, – у него нет каких-то иных честолюбивых устремлений. Но не по части ночных клубов капитана Уитерса.

– Я ведь, по-моему, уже сказала, что теперь он мог бы стать и врачом.

– Верно. Таким образом, разговор у нас движется по кругу. – Аллейн взялся за дверную ручку.

– Мне-то казалось, – заметила Бриджет, – что вы, как детектив, захотите разговорить меня.

Аллейн расхохотался.

– Вы маленькая эгоистка. Я слушал вас десять минут, но единственное, о чем вам хочется говорить, – это о себе самой и вашем юноше. Оно, конечно, вполне понятно, но это не по полицейской части. Позаботьтесь о матери, которая именно сейчас как никогда нуждается в вас. Убедите своего молодого человека возобновить занятия и, если получится, отвратите его от Уитерса. А теперь до свидания, я ухожу.

Закрыв за собой дверь детской, Аллейн направился к лестнице. Если Фокс все еще в библиотеке наедине с Каррадосом, разговор, должно быть, стал несколько вымученным. Проходя мимо комнаты леди Каррадос, он услышал приглушенный голос:

– Нестерпимо, моя дорогая Эвелин, что…

Аллейн поморщился и стал спускаться по лестнице.

Он застал Фокса одного в библиотеке.

– Привет, Братец Лис. А куда подевался простой солдат?

– Пошел наверх, – ответил Фокс. – Не скажу, чтобы я сожалел об этом. Мне стоило немалого труда удерживать его здесь после того, как вы ушли.

– Как тебе это удалось?

– Я спросил, приходилось ли ему когда-нибудь участвовать в полицейском расследовании. Это решило дело. Последовал рассказ о том, как он помог полиции поймать лакея, укравшего чей-то жемчуг в Танбридже. Если бы он случайно не заметил, как тот человек наблюдает за стоящей на фортепиано вазой, никто никогда не догадался бы заглянуть в сосуд, где герцогиня держала сухую ароматическую смесь. Забавно, как тщеславны некоторые из этих старых джентльменов, верно?

– В высшей степени. Поскольку, кажется, эта комната полностью в нашем распоряжении, хорошо бы подумать, как получить доступ к мисс Харрис. Может, ты пойдешь и спросишь…

Но прежде чем Фокс успел дойти до двери, она отворилась и перед ними предстала мисс Харрис собственной персоной.

– Добрый день, – твердо произнесла она. – Я узнала, что вы хотели меня видеть. Я секретарь леди Каррадос.

– Мы как раз собирались послать за вами, мисс Харрис, – сказал Аллейн. – Присаживайтесь, пожалуйста. Меня зовут Аллейн, а это инспектор Фокс.

– Добрый день, – повторила мисс Харрис и села. Она не была ни дурнушкой – ни красавицей, ни низкой – ни высокой; ни темноволосой – ни белокурой. У Аллейна мелькнула мысль, что она могла бы выиграть газетный конкурс на звание среднестатистической женщины и что она представляет собой отживший образец женственности. Ее одежда отвечала абсолютно всем требованиям и при этом была полностью лишена индивидуальности. Женщина являла собой воплощенное «пустое место». Неудивительно, что мало кто заметил ее в Марсдон-Хаусе. Она могла бы побывать везде, все повидать, как некий принадлежащий к среднему классу Оберон на пиру у Тезея. Если только сама заурядность не выглядела экстравагантно в Марсдон-Хаусе прошлой ночью.