Крылья - Мария Герус

Стало очень тихо. Молчание тянулось, длилось, грозило взрывом и неизвестными бедствиями. Варка не выдержал. Не ломая надменного прищура, быстренько покосился на своих преследователей. И с огромным трудом удержал рот закрытым.

Они все спешились. Мало того, они стояли на коленях, уткнувшись лбами в свежевыпавший снег. Некоторые при этом прикрывали головы руками. Кони топтались рядом, и вид у них был явно озадаченный.

Ага. До реки не так уж далеко. А там кусты, есть где спрятаться, да и снегу много. Пока опомнятся, пока взгромоздятся на своих скакунов…

Варка напрягся, готовый сорваться с места.

Не повезло. Один из стражников, то ли самый главный, то ли самый храбрый, разогнулся и неуклюже поднялся на ноги.

– Пресветлый господин крайн, – произнес он заискивающе, – вы это… ручки-то опустите… мы люди подневольные… не надо нас так уж сразу.

Варка отрицательно повел подбородком. Чего такого страшного в его руках – непонятно. Но раз боятся – опускать не будем.

– Чего приперлись? – сквозь зубы поинтересовался он. Ой. Похоже, благородный крайн выразился бы иначе…

– Не гневайтесь – прогудел стражник, – нам бы только письмо доставить…

Сзади ему поспешно передали свиток, украшенный серебристо-синей трубежской печатью.

Варка левой рукой величественно указал на дорогу перед собой. Подходить близко к этим громилам он не собирался.

Осторожно положив свиток на снег, стражник отступил назад.

– А еще госпожа Элоиза желала бы видеть вас своим гостем.

Вот оно. Началось. Они разогнулись, медленно встали на ноги. Из каждого можно было выкроить двух, а то и трех таких, как Варка. Широкие груди, обтянутые кольчужными рубахами, здоровенные кулачищи.

Варка уронил руки. Бежать надо было, а не раздумывать. Может, все-таки бить не будут. Так, скрутят и накостыляют слегка, для порядка.

– А я желал бы видеть вас всех в гробу! – вырвалось у него. – И вас, и госпожу Элоизу!

Все. Теперь точно побьют.

Он едва успел закрыться руками. В лицо полетели комья снега из-под дружно вонзившихся в дорогу копыт. Оказалось, что трубежские стражники умеют вскакивать в седло почти мгновенно. Теперь перед Варкой были только низко согнутые удаляющиеся спины, летящие плащи и конские хвосты.

Что-то сзади их напугало? Варка торопливо обернулся. Снег. Дорога. Белое поле. Чернеющие в отдалении приречные кусты…

Ухмыльнувшись, он шагнул вперед, носком валенка пошевелил свиток с серебристой печатью. Оказывается, приятно иногда побыть крайном. Да не таким, как затравленный, замученный Крыса, а настоящим, могущественным и, как видно, очень опасным.

Свиток откатился, поднявшийся ветер потащил его по дороге. Подобрать или пусть валяется? Прочесть самому или отнести Крысе с приветом от прекрасной госпожи Элоизы? То-то, должно быть, обрадуется. Именем ее в прошлый раз аж подавился, минуты две спокойно дышать не мог.

Порыв ветра швырнул свиток прямо под ноги. Варка подобрал его, сунул за пазуху и, запахнувшись поплотнее и прихватив торбу, побрел к мосту.

Возле моста его сбили с ног. Оказалось, сейчас это совсем просто.

– Лопни мои глаза, ты их прогнал!

– Дура! Курица! Я тебе что велел, а?!

– Да я под мостом сидела. Там бы ни за что не нашли. Как ты это сделал?

– Ну, как-как, сказал им, что я крайн. Как начал их проклинать, тут же все смылись.

* * *

На самом юру, на перекрестке, всадники, сгрудившись, сквозь метель всматривались в темную фигурку на Жажлевом мосту.

– Домой пошел.

– А чего ж он не летит?

– Не хочет. Или метель мешает.

– Гм… А я бы поглядел. Говорят, такое увидеть – к счастью.

– Так что ж ты сбежал? Остался бы. Мол, парень, покажи крылья, а то нет в жизни счастья.

– Чего нет, того нет.

– А у меня мать больна. Третий месяц не встает. Городской лекарь только руками разводит. Вот если бы госпожа Анна…

– Заткнись. Госпожу Анну в здешних местах лучше не поминать.

– Я, как ехали, думал, встретим кого из них, так попрошу, может, не откажут.

– Валяй, догони, попроси… Мы ж только спешились, ничего сказать не успели, а он уже руки тянет.

– Молодой, а злющий.

– Нам повезло, что молодой попался. Нарвались бы на взрослого, он бы нас всех мигом положил.

– А может, тут никаких взрослых и нет.

– Это почему?

– Ну… вид у парня такой… сиротский.

– Прикидывается. Глаза нам отвел.

– На госпожу Анну очень похож. Я мальчишкой тогда был, а хорошо помню.

– Может, сынок ее?

– Сдурел? Сынок-то этот ровесник мой. Вместе по девкам бегали. Бить мы его еще хотели, за Матвееву Светанку.

– И побили?

Рассказчик крякнул. Стражники радостно заржали.

* * *

На мосту Варка макал Жданку носом в снег.

– Ты будешь слушаться или нет? Я, как дурак, время тяну, шута горохового перед ними изображаю, а она под мостом сидит. Придем домой – выпорю.

– Господин Лунь не позволит.

– А я и спрашивать не буду.

– Господин Лунь сказал, что я – чистое золото.

– Ага. Ты ему тянучек из Трубежа принесла. Я видел… тайком сунула. А третьего дня под деревом вы вдвоем эти тянучки лопали. Вот и все золото.

– Тебе не дали – тебе завидно.

На мосту ветер был особенно сильным и резким. Не переставая препираться, они сбежали по скользким скрипучим бревнам на засыпанную свежим снегом дорогу. Тише не стало. Над крутыми берегами Тихвицы уже разбойничала настоящая метель, свистела, завывала, швырялась горстями мокрого снега. Высокие белые вихри без помех летели над пустыми полями, ломались над незамерзшей рекой и рухнувшими башнями валились на путников, бредущих по берегу. Не слишком наезженную колею быстро заметало. Идти становилось все труднее. Ноги проваливались выше щиколотки, валенки отяжелели.

– Теперь опоздаем, – ворчал Варка, – явимся в темноте – он меня убьет. Из-за тебя все.

– Почему из-за меня? – Жданка безуспешно пыталась стряхнуть с одежды налипший снег.

– Потому. Все, сворачиваем.

– Здесь? А по-моему, вон там, у куста.

– А, какая разница. Все равно дорогу сровняло. Во-он Починок-Нижний чернеет. Напрямик быстрее будет.

Варке отчаянно хотелось домой. Предстоящий путь сквозь темный колеблемый ветром лес представлялся ему неизбежным кошмаром. Очень быстро темнело. Поле зрения сжалось до тесного круга, со всех сторон занавешенного летящим снегом. Ноги проваливались все глубже, тяжелая торба давила на плечи.