Биография Шерлока Холмса - Ник Реннисон

Во Франции в 1894 году, к которому Уотсон отнес дело Юрэ, французский президент Мари Франсуа Сади Карно был смертельно ранен после произнесения речи на выставке в Лионе. И вновь убийцей стал молодой итальянский анархист.

Согласно правительственному заявлению, сделанному сразу после покушения, Санте Джеронимо Казерио был душевнобольным и на преступление его толкнула не столько внятная политическая философия, сколько внутренние демоны.

Однако это представляется дымовой завесой, предназначенной скрыть от публики тот факт, что существовала небольшая ячейка безжалостных, целеустремленных и склонных к насилию людей, посвятивших себя свержению тогдашнего государственного устройства. Возглавлял ее француз из Лиона по имени Эжен Юрэ.

Сын лионского ткача, родившийся в 1868 году, Юрэ блестяще окончил местный лицей и в 1887-м удостоился места в парижской Эколь нормаль (высшем учебном заведении, созданном государством для «обучения граждан полезным наукам»).

Оказавшись в столице, Юрэ забросил учебу и сделался завсегдатаем тех кафе на левом берегу Сены, где поэзию и политику обсуждали с пылом, на какой способны только французские интеллектуалы.

Поначалу он больше интересовался поэзией, чем политикой, и в 1889 году даже опубликовал тонкий томик жутковатых и извращенных верлибров «Les Enfants de la Mort» («Дети смерти»). Ввиду последующей карьеры Юрэ интересно прочитать эти незрелые и несамостоятельные вирши, дурные имитации мертвящих фантазий Рембо с их одержимостью смертью и невротическим интересом к болезни и страданию.

Впервые внимание полиции Юрэ привлек как член кружка анархистов, сплотившихся вокруг журнала «Le Drapeau Noir» («Черный флаг»), которые собирались в монмартрских кафе и дни напролет говорили о том времени, когда кровь аристократов, священников и капиталистов потечет по парижским улицам.

Самым значительным лицом кружка был Лео Ферри, ветеран Парижской коммуны. Однако Юрэ и остальным вскоре наскучили бесконечные разглагольствования и позерство Ферри, и они потребовали действий.

В 1882 году они откололись от «Черного флага» и создали собственную, еще более мелкую газету «L’Ami du Peuple» («Друг народа»), и начали замышлять акт террора, который наделал бы шума в обществе. Своей мишенью они избрали главу французского государства, а своей марионеткой – полупомешанного итальянца Казерио.

Со смертью Карно новый президент Жан Поль Пьер Казимир-Перье был следующей очевидной жертвой ячейки Юрэ. Еще до вступления в должность Казимир-Перье вызывал ненависть анархистов. В бытность свою министром он постоянно оказывал давление на полицию, требуя усилить преследования тех самых групп, в которых столь видную роль играл Юрэ.

Прекрасно сознавая свою уязвимость, Казимир-Перье сам попросил пригласить во Францию Холмса. Сыщик согласился пересечь Ла-Манш, но потребовал полной свободы действий в расследовании.

Несколько недель, пользуясь беглым знанием французского языка и потакая собственной склонности к богемной жизни, он вращался в кругу поэтов и анархистов Монмартра. Лишь окончательно удостоверившись, что истинная угроза закону и порядку во французской столице исходит от одного-единственного фанатика Эжена Юрэ, Холмс призвал на помощь французскую полицию.

Сюртэ арест провалила. Юрэ предполагалось схватить в его собственной запущенной квартирке на Монмартре, но один чересчур ретивый полицейский попытался арестовать его, когда он шел по бульвару Распай. Юрэ оказал сопротивление, и в завязавшейся перестрелке пострадали прохожие. Один из них позднее скончался. Так родилась легенда об Убийце с Бульваров.

Роль, сыгранную Холмсом в разоблачении Юрэ, преуменьшили.

В 1894 году Уотсон запечатлел для истории случай, вследствие которого дороги Холмса пересеклись с путями русских революционеров. Речь идет о рассказе «Пенсне в золотой оправе». Сюжет его построен на том, что жена некоего профессора Корэма, прежде носившего другое имя, выслеживает изменника-мужа. Когда-то он выдал властям и ее, и своих товарищей-нигилистов после убийства высокопоставленного полицейского чиновника. (Быть может, он давал показания против бомбометателей, совершивших покушение на русского царя Александра II в 1881 году.) Скорее всего, рассказ этот стал заменой более интересному повествованию о деле Юрэ, которое Уотсон счел возможным лишь упомянуть мимоходом.

Трудности, с которыми Холмс столкнулся, заново приспосабливаясь к лондонской жизни, или же общение с парижской богемой заставили его уже через несколько месяцев после возвращения вернуться к кокаину. Некоторые биографы сыщика предпочитают затушевывать эту его пагубную страсть, но мало кто сомневается, что во второй половине 1894 года она превратилась в серьезную зависимость.

Сам Уотсон не скрывал своей растущей озабоченности благополучием друга. Поначалу соглашаясь принять увлечение Холмса кокаином и морфием как одну из богемных причуд, Уотсон вскоре начинает тревожиться из-за той регулярности, с какой сыщик к ним прибегает.

При расследовании случая со «знаком четырех», датируемого 1888 годом, он с плохо скрытым раздражением наблюдает, как Холмс готовится впрыснуть себе «семипроцентный раствор» кокаина, отмечая, что его мускулистая рука испещрена «бесчисленными следами прошлых инъекций», что говорит о постоянном употреблении наркотиков. Со временем доктор не выдерживает и протестует.

Холмса, что неудивительно, подобная вспышка не трогает, он лишь указывает (и не впервые) на свое отвращение к тусклой будничности, которое охватывает его, когда нет интересного дела, и на свою потребность в искусственной стимуляции.

Ко времени случая с «Пропавшим регбистом», имевшим место в 1896 году, но описанным не ранее 1904 года, Уотсон замечает: «Много лет я боролся с его пристрастием к наркотикам, которое одно время чуть было не погубило его поразительный талант».

У Холмса было собственное объяснение его зависимости от наркотиков, которое мы находим в «Знаке четырех»:

Возможно, кончина заклятого врага притупила страсть Холмса к работе. «С тех пор как погиб профессор Мориарти, – говорит он Уотсону в рассказе „Подрядчик из Норвуда“, – Лондон для криминалистов потерял всякий интерес».