Чаровница - Кристина Брук

У него от напряжения задрожал подбородок.

– Сержусь? С чего вы взяли?

– Ни с чего, просто так, – отрезала она. – Вы злитесь, и я это вижу. Наверное, вы гордитесь тем, что умеете скрывать свои чувства, что внутри вас может все кипеть от ярости, хотя внешне вы холодны как лед. Как бы не так. Ваши глаза выдают вас с головой.

Сказать, что Рэнд был удивлен, значит, ничего не сказать. Он уставился на Сесили, которая закусила губу от осознания, что не выдержала и наговорила лишнего.

– Ладно, в таком случае скажите мне вот что, – тихо произнес он. – Много лет назад вы выставили вашего жениха в смешном виде, высмеяли его с едкой иронией. С тех пор ваше мнение о Норланде изменилось или нет?

Сесили шумно вздохнула:

– Тогда я была глупой, заносчивой девочкой, считавшей себя вправе судить о каждом так, как ей хотелось. Я очень сожалею о том, что вела себя так в те годы.

– Вы слышали мой вопрос? Это не ответ на него.

Потупившись, Сесили молчала.

Резко и открыто Рэнд произнес:

– Неужели вы в самом деле думали, что я способен отдать в бульварную газетенку ваше письмо?

Как он ни старался скрыть свою злость, она прорывалась наружу – в интонации, в прищуре глаз, в слегка раздувшихся ноздрях.

– Нет, но я полагала, что с его помощью вы можете шантажировать меня. – Не смутившись, прямо и откровенно посмотрела она ему в глаза.

Лучше бы Сесили ударила его – ее слова ранили его глубоко и сильно, они обожгли Рэнда. От боли и возмущения он потерял дар речи. Придя в себя, Ашборн грустно произнес:

– М-да, какого вы, однако, высокого обо мне мнения.

– А кто, как не вы, были со мной очень твердым и жестоким, когда вам нужно было от меня что-нибудь. – Пожав плечами, она отвернулась. – Откуда мне было знать, где проходит та линия, которую вы не намерены переступать?

Разозлившись и на себя, и на нее, Рэнд повернул ее лицом к себе:

– Вы знаете меня лучше, просто вы упорно стараетесь не признаться в этом самой себе.

Глаза Сесили потемнели от затаенных мыслей или чувств. О, как ему хотелось прижать ее к себе, утешить, обласкать, осыпать поцелуями, поделиться с ней той горячей любовью, которая сжигала его сердце. Ему хотелось уничтожить, убрать, разрушить все преграды между ними – все, что разделяло их.

С тихим вздохом Сесили отклонила голову, как будто он в самом деле обжег ее своей искренностью, своим возмущением, своей любовью.

Упершись зонтиком от солнца в землю, она вскочила:

– Все это и глупо, и смешно, и… и нам надо ехать назад, нас, наверное, заждались, а может, даже волнуются, не случилось ли с нами что-нибудь.

До конца прогулки Рэнд как ни в чем не бывало шутил, смеялся, хотя внутри него все кипело от злости.

Итак, завтра Сесили намеревается оставить его дом. Она должна во что бы то ни стало найти то самое письмо. Если оно не найдется на чердаке его дома, ей придется продолжить поиски в другом месте, в особняке леди Давенпорт.

В таком случае ему тоже необходимо вернуться в Лондон. У него там важная встреча. Кстати, если то, о чем ему написал герцог Монфор, правда, то ему надо как можно быстрее избавиться от гостей. Пусть это выглядело скверно и очень дурно, но, как ни горько было признаваться в этом, его это нисколько не волновало. Родственники должны его понять, в том, что Гарвей и его жена, смекнув в чем дело, не обидятся, он не сомневался.

Между его мыслями вклинился на миг Норланд, целиком погруженный в условия договора, уже заключенного между ним и Гримшоу. После встречи с Гримшоу Норланд пропустил мимо ушей намек и даже угрозы Ашборна быть на обеде вместе с Сесили.

Впрочем, какое теперь ему дело до Норланда?

Его мир сузился до страшно маленьких размеров и заключался целиком и полностью в одном человеке. Все остальное могло идти к черту.

Сегодня Рэнд сделал крайне важное для себя открытие: леди Сесили имеет над ним непонятную власть, может пробуждать в нем сокровенные, легко ранимые чувства. Это было смешно: прежде толстокожий к чужим переживаниям, он вдруг стал таким чутким, таким восприимчивым к боли и обидам Сесили Уэструдер. Что бы она ему ни говорила, как бы ни сопротивлялась, ничто не могло остановить, удержать от дальнейшего преследования ее. В чем бы Сесили его ни уверяла, он знал, что она неравнодушна к нему.

Пришла пора недвусмысленно дать понять ей: он готов на все, чтобы завоевать ее сердце. Рэнд был готов пойти на чрезвычайные меры, в чем она убедится, как только они окажутся в Лондоне.

Но когда Сесили обвинила его в сокрытии письма с целью шантажа, почему вдруг ни с того ни с сего он так обиделся, даже оскорбился? Почему ее столь невысокое мнение о нем жгло его как огнем?

Он восхищался ею и одновременно возмущался той властью, которую она имела над ним. Если бы поделиться с Гарви этими нелегкими, тяготившими его мыслями и чувствами, то он, вволю посмеявшись над ним, посоветовал бы ему отказаться от нее.

Но Рэнд был не в силах бросить Сесили. В этом он был не властен над собой. Помимо своей воли, сама не желая того, Сесили пленила его. Он не позволит, чтобы другой мужчина обладал ею. Нельзя, чтобы дальше все так продолжалось! Неужели она не видит, какие чувства они испытывают друг к другу?

Сегодня Рэнд сделает последнюю попытку здесь, в своем загородном поместье, убедить ее в своей правоте. Последний шанс все уладить по-хорошему, а если не удастся решить дело мирным путем, тогда придется объявить войну.

Незадолго до окончания обеда Сесили заявила, что ей необходим отдых, сославшись на головную боль и усталость. Но вместо того чтобы уйти к себе в спальную, она тихо-тихо поднялась на чердак. Как обычно, она была полна решимости отыскать проклятое письмо, однако прежней уверенности, что его можно найти здесь, уже не ощущала. Сегодня ночью станет известен, каким бы он ни был, удачным или неудачным, окончательный результат ее поисков.

Не обращая внимания на новое платье, Сесили опустилась на колени перед одним из последних сундуков и бросилась в атаку на его содержимое. При свете одной-единственной свечи, отчего ее глаза вскоре устали, она быстро пролистывала каждую пачку бумаг, каждый перевязанный сверток писем – увы, все безрезультатно. После полуночи было покончено с последним сундуком, письма нигде не нашлось.

Пошатываясь от усталости, Сесили начала медленно спускаться вниз, размышляя о том, куда могло запропаститься письмо. Она нашла сундук, в котором лежали кое-какие ее письма и другая частная корреспонденция. Если здесь письма не оказалось, то вряд ли оно могло быть в каком-нибудь другом сундуке или саквояже тут, на чердаке.

Увидев свет свечи и услышав стук шагов – кто-то шел ей навстречу, – она замерла на лестничной клетке.