Ночи без сна - Джо Беверли

Угроза Гиффорда была голословной. Он не может арестовать Дэвида. Нет доказательств. Но теперь он будет зорко следить за Дэвидом и за всем районом.

Сьюзен опустила руки и вздохнула. Она не могла сказать Дэвиду больше, чем могла бы сказать Кону, потому что ей пришлось бы рассказать о Лавале. Из всех своих поступков, за которые ей было стыдно, история с Лавалем была хуже некуда.

Ей хотелось, чтобы об этом никто не знал, а теперь оказалось, что Лаваль мог рассказывать об этом кому угодно.

Разговаривая с Гиффордом, Сьюзен была уверена, что Лаваль рассказал ему о ней только перед смертью. Но что, если он поделился этой историей еще с десятком своих приятелей? Или если Гиффорд с тех пор не раз рассказывал эту историю? Нет, не может быть, он не стал бы делать этого. Ведь это его оружие. А вдруг?..

Она почувствовала, как глаза защипало от слез, и попыталась взять себя в руки. Но слезы все равно прорвались, она рухнула в кресло и дала им волю, стараясь лишь не всхлипывать слишком громко.

В конце концов ей удалось овладеть собой, но боль осталась: болела грудь, болело горло, щипало глаза. Какой дурак выдумал, будто для того, чтобы стало легче, надо хорошенько выплакаться?

Однако мало-помалу ей стало лучше.

Не то чтобы совсем хорошо, но лучше. Уже давно она поняла, что есть вещи, которые нельзя изменить, и что из-за страданий одного человека мир не рухнет. Она узнала, что жизнь надо принимать такой, какая она есть, а не такой, какой хотелось бы видеть. Она узнала, что не может взять свою жизнь в руки, словно влажную глину, и вылепить ее по своему усмотрению.

И сейчас она получила еще один жестокий урок.

Она встала и высморкалась. Увидела в зеркале покрасневшие, опухшие глаза. Разве можно кому-нибудь показаться в таком виде?

Сьюзен сняла с себя кружевную косынку и чепец. Их уж явно не назовешь доспехами. Она с содроганием вспомнила, как Гиффорд сказал, что они его возбуждают!

Она чуть не рассмеялась, подумав, что все делала неправильно. Возможно, если бы она дефилировала по дому полуодетая, Кон бы этого не заметил, а такие люди, как Гиффорд, оробели бы и стушевались!

Но нет. Глубокий вырез на лифе платья, которое она надевала вчера вечером, тоже не защищал.

Гиффорд дал ей неделю.

Неделя, чтобы решить, что делать.

Неделя, чтобы отыскать золото.

Это означало еще неделю здесь, с Коном. Это невозможно, ведь не прошло и двух дней, как все вышло из-под контроля. Но ее удерживает здесь золото.

Имея золото, Дэвид смог бы на несколько месяцев «залечь на дно».

Пусть тогда Гиффорд хоть все глаза проглядит, наблюдая за ним, он не сможет ничего обнаружить.

Имея золото, Дэвид смог бы выплатить займы, которые она сделала. И она могла бы уехать куда-нибудь подальше отсюда. Она даже попросила бы Дэвида поехать с ней, чтобы помочь устроиться на новом месте.

В Бат, например. Нет, это слишком близко.

В Лондон.

А может, в Шотландию?

Или в Италию? В общем, чем дальше, тем лучше.

Она могла бы задержать его там на несколько месяцев. Конечно, ему придется потом вернуться. И тогда он снова будет в опасности, но все-таки не такой, как сейчас.

Как только она уедет, Гиффорд, конечно, забудет о ней. Ои будет по-прежнему подозревать Дэвида. Но сколько времени таможенники более чем подозревали Мэла? А поймать не могли и не могли ничего доказать.

Пока им не помог старый граф, черти бы побрали его черную душу.

Так, план дальнейших действий она составила. А пока самое время поискать золото.

Кон с Гиффордом разговаривают в библиотеке, де Вер, видимо, занят счетами, а в спальнях наверху никого нет.

Стараясь не привлекать внимания, она стала подниматься наверх по винтовой лестнице. Проходя мимо окна в сад, она заметила какое-то движение.

Это был де Вер, в кои-то веки покинувший кабинет. Кабинет она уже обыскала самым тщательным образом и была почти уверена, что деньги не могут быть спрятаны там, но все же решила проверить еще разок.

Как только Сьюзен вошла в кабинет, она сразу же заметила там новый порядок. Чернильный прибор и перья находились на положенном месте. На крышке письменного стола были разложены стопки документов, каждая из которых была помечена сверху надписью: «Для дальнейшего рассмотрения».

Что успел обнаружить де Вер?

Она бегло просмотрела одну из стопок, но не нашла никаких упоминаний о контрабанде. В основном это были счета.

Ей было достаточно одного взгляда, чтобы убедиться, что в помещении не может быть тайника, который она могла бы пропустить во время предыдущего осмотра. Но она увидела большую деревянную шкатулку, полную обрывков бумаги, даже кусочков книжных страниц.

Сьюзен узнала записочки, нацарапанные почерком графа. Де Вер, очевидно, находя их, складывал в одно место. Она быстро просмотрела их.

На некоторых была написана полная чушь, некоторые были понятны. Две заставили ее нахмурить брови.

На одной было написано: «Мэл и Бел. Бел и Мэл. Кто бы мог подумать? Конец близок».

А на второй нацарапано: «Мэл и Бел. Бел и Мэл. Пора вам в ад. Вернее, на „Землю Дьявола“[5]. Ха-ха-ха!»

Ха-ха-ха? Что за ребячество? И что заставило его написать эти записочки?

Гиффорд намекал, что старый граф сыграл свою роль в поимке Мэла, и записки явно подтверждали его враждебность по отношению к Мэлу.

Но почему, почему графу хотелось причинить зло леди Бел и Мэлу? Контрабанда приносила ему деньги, которые он мог тратить на свои бесплодные попытки произвести на свет наследника. И до самого конца он, казалось, поддерживал контрабандистов.

Но разве можно искать здравый смысл в поведении сумасшедшего?

Она пожала плечами и положила записки на место. Какие бы побудительные мотивы ни были у графа, теперь все это стало историей. Он мертв, а Мэл и леди Бел находятся на другом конце света. Она подошла к глобусу и отыскала далекую Австралию.

Она все еще не могла простить леди Бел за то, что та забрала все деньги, даже не подумав о безопасности сына, но теперь Сьюзен понимала ее немного лучше. Возвращение Кона показало ей силу любви, а теперь она еще узнала и силу страсти.

Печальный опыт с Райвенгемом и Лавалем убедил ее, что эта сторона жизни для нее вовсе не существует. Естественно, это произошло потому, что ей не встретился мужчина, который затронул бы ее чувства.

Она даже решила, что сексуальное влечение ей вообще не грозит. Все состоялось одиннадцать лет тому назад и закончилось за две солнечные недели дружбы и один день греховного познания и больше никогда в жизни не повторится.