Янычары в Османской империи. Государство и войны (XV - начало XVII в.) - Ирина Петросян

Власть пограничных беев над своими воинами-акынджи основывалась прежде всего на их способности организовывать успешные, приносящие добычу набеги на неприятельские территории. Естественно, что этими набегами (добычей с них) не менее других кормились сами беи. Активность их в набегах была столь высока, что часто они действовали в нарушение политических интересов своего сюзерена, что иногда приводило к неожиданным результатам. Традиционные модели поведения не допускали для воина, по существу, проводящего жизнь в седле, возможности какого-либо иного занятия, кроме набегов и грабежа. Для турецкого воина-всадника было характерно презрительное отношение к труду земледельца. Общепринятым в Османском государстве было представление о турецком крестьянине как о грубом и неотесанном «тюрке» (мужике).

Известно, что после случившихся событий зимы 1443/44 г., отдав сербам только недавно приобретенные им территории, Мурад II покинул свою столицу Эдирне, которую едва не потерял, и перебрался в азиатскую Манису. Правителем государства он назначил вместо себя своего несовершеннолетнего сына Мехмеда, переведя его из Манисы в Эдирне. Константин из Островицы пишет, что Мурад «от сильной печали… оставил империю и все свое государство передал сыну своему Мехмеду (будущему султана Мехмеду II. — И. П.), а сам вступил в орден, который называют дервишским»241.

Этот поступок, который караманский бей Ибрахим назвал безумным242, требует особого комментария. Ашык-паша-заде объясняет события «старостью» Мурада243. За ним это повторяет хронист Мехмед Нешри. Однако Мурад отнюдь не был стар, во всяком случае его возраст не помешал ему очень скоро одержать блистательную победу при Варне. Дело было в чем-то другом. Безусловно, на решение расстаться с властью верховного правителя повлияли события, связанные с неудачным исходом борьбы с Владиславом. Еще для древних тюрков очень важным было представление о кут (счастье, удача), которым наделяло Небо верховного правителя. Это представление было сходно с представлением о фарне у иранских народов. Кут — счастье, удача — обеспечивал правителю способность поддерживать порядок в государстве, а также одерживать победы над врагом и распространять свою власть на окрестные земли. Прекращение ниспослания этой небесной милости приводило к поражениям и непорядкам в государстве. Вспомним, как пораженный неспособностью сына Баязида I, Сулеймана Челеби, предпринять что-либо против наступающего с войском Мусы янычарский ага Хасан, по рассказу Нешри, говорит про него: «Этого человека покинули счастье и удача», — и переходит на сторону Мусы244. Реликты этих представлений долго сохранялись у тюрок в раннемусульманский период их истории. При этом именно дервишеские ордена (суфийские тарикаты) в Малой Азии, вбирая в себя многие домусульманские народные представления, были способы сохранять (в преображенном виде) идею о «счастье» правителя. Примерным аналогом кут в мусульманский период тюркской истории могут служить понятия «саадет» (счастье), «девлет» (счастье, сила) — в составе эпитетов (саадетли, девлетли) постоянно употребляемые в османских хрониках применительно к турецким султанам.

Можно предположить, что свое поражение Мурад II счел знаком утраты божественного благоволения и удалился от дел правления. Его сыну Мехмеду в это время было всего 13 лет — он не был официально провозглашен новым правителем245. Внешнее отречение не помешало Мураду предпринять поход против караманского бея, сжечь и разграбить его земли, а после этого заключить с ним мир.

Передача Мурадом власти сыну показалась византийцам удобным моментом, чтобы внести смуту в династийные дела Османского государства. Хитроумно и вероломно они отправили в Румелию брата Мурада II, Охрана, до того спокойно жившего при дворе византийского императора. Орхан, согласно старой тюркской традиции, по старшинству, имел большие права на престол, чем Мехмед. Надеясь на силу этой традиции, еще не забытой среди турецких акынджи Румелии, Орхан мог рассчитывать на их поддержку. Однако против него было послано войско Шахин-паши (Хадым Шехабеддин-паша), что вынудило Орхана удалиться в Константинополь246. Эта попытка узурпации власти показывает, что Мурад действительно передал прерогативы верховной власти своему сыну Мехмеду, только в этом случае политическая претензия Орхана могла иметь хоть какой-либо успех.

Сложившаяся ситуация в Османском государстве была сочтена в Европе крайне благоприятной для организации большого крестового похода против турок, горячим сторонником которого выступил папский легат, кардинал Юлиан Цезарини. Венгерский король Владислав, лишь недавно заключивший мирный договор с Мурадом на 10 лет, принял решение его нарушить. Римский папа Евгений VI разрешил венгерского короля от присяги, которой он столь недавно скрепил Сегединский договор. Константин из Островицы пишет, что придворные астрологи единодушно предрекали Владиславу победу. Рыцари, под влиянием обильных винных возлияний, также пророчили ему удачу. Поддержал идею похода и Янош Хуньяди, которому Владислав, в случае удачи, обещал передать в управление Болгарию247. Владислав предложил принять участие в походе и Георгию Бранковичу, однако тот отказался, посоветовав отложить поход, укрепить крепости и накопить достаточно денег. Не одобрил мысль о походе и валашский господарь Влад Дракула.

Тем не менее решение было принято. В начале августа 1444 г. Владислав объявил о походе против турок. Венгерская армия численностью в 20 тыс. воинов, перейдя границу, двинулась внутрь османских владений. Были взяты крепости Шумен, Видин, Нови Пазар и др. Бей Никополя, Мехмед, со своими отрядами акынджи мог лишь совершать нападения на арьергарды венгерского войска, в котором, по сообщению хрониста Лютфи-паши, имелось множество повозок с «пушками»248.

Когда войско Владислава подошло к Варне, неожиданностью для него оказалась встреча с турецкой армией во главе с Мурадом, насчитывавшей 40 тыс. человек. (Переправиться из Азии через Босфор туркам помогли корабли генуэзцев.) Как видим, Мурад вновь появляется на политической арене в один из опасных моментов истории Османского государства. По сообщению османского историка Турсун-бега, Мурад нелегко переносил свое добровольное удаление от дел. Окружавшие его лица подливали масла в огонь и всячески осуждали поступок своего господина во время частых винопитий, к которым пристрастился турецкий султан. Находившийся в Эдирне при Мехмеде бывший великий везир Мурада Халиль-паша, узнав о готовящемся походе Владислава, срочно созвал на совет придворных и военачальников румелийского войска, где добился от них решения о необходимости поставить во главе армии Мурада. Это решение совсем не понравилось Мехмеду, однако военная аристократия все еще имела решающий голос в государственных делах, и Мехмед вынужден был подчиниться. Румелийские беи заявили, что не отправятся сражаться, если во главе их не встанет Мурад249. Халиль-паша, объясняя свою позицию, доказывал, что, призывая встать во главе войска Мурада, он пытается сохранить жизнь его сыну250. Турки, знавшие силу венгерского войска, не исключали возможности поражения.

Две армии сошлись у Варны. Произошло невиданное, по определению Ашык-паша-заде, сражение. Анатолийское войско, стоявшее на левом фланге, в результате предпринятой против него атаки лишилось своего военачальника, анатолийского бейлербея, который был убит. В сражении погибло также множество санджакбеев. Румелийское войско не выдержало натиска врага и обратилось в бегство. Султан оказался на поле сражения лишь в окружении придворного войска янычар. История повторялась. Казалось, что Мурад повторит судьбу своего деда Баязида, плененного Тимуром. Однако на этот раз ошибку, подобную ошибке Баязида, совершил Владислав. Ослушавшись Хуньяди, у которого, хорошо знакомого с тактикой ведения боя турок, без сомнения, имелся план сражения, венгерский король в разгар битвы в окружении своих польских всадников-телохранителей из 500 человек, врезался в ряды янычар, устремясь к месту, где находился Мурад, однако был взят в тиски и в результате убит251.