Грех и чувствительность - Сюзанна Энок

— Господи, я совсем не хотел утопить вас.

— Я знаю, Деверилл… Валентин… Я просто хотела посмотреть на тебя.

— Вот как? Значит, нам повезло, что захватили одеяло.

Кажется, его совсем не удивила ее просьба. Возможно, он проделывал то же самое раньше с какой-нибудь другой женщиной, может быть, даже в этом же пруду. Элинор нахмурила лоб и охнула, когда он обнял ее и снова завладел ее губами. Как ему удалось, будучи таким искушенным, таким привычным к обладанию женщинами, сохранить такую страстность?

— Надеюсь, это проклятое создание убралось восвояси, — пробормотал он, выходя на берег. Освободив одну руку, он поднял с камня одеяло и расстелил на земле.

Боже милосердный, она совсем забыла об этом зверьке, хотя, учитывая все, что из-за него произошло дальше, стала несколько дружелюбнее относиться к нему.

— Может быть, нам следует остаться в воде? — предложила она, окидывая взглядом темные заросли кустарника.

Он хохотнул.

— Проблема в том, моя дорогая, — сказал он в ответ, расстелив одеяло и ложась на него рядом с нею, — что я тоже хочу посмотреть на тебя.

— Но ты и прежде видел голых женщин. — Ее уже горячие щеки вспыхнули. — И меня ты видел почти нагой.

— Это правда. Но женщины сильно отличаются друг от друга. И хотя мне, как джентльмену, следовало бы сказать, что я в ту ночь не смотрел на тебя, это не так. Я смотрел. И с тех пор, Элинор, все время думаю о тебе. И я уж постараюсь отдать должное этой ночи. — Усмехнувшись, он провел пальцами по ее щеке, потом наклонился и снова поцеловал ее. Мгновение спустя его пальцы легонько прикоснулись к ее груди, покружили вокруг сосков и, наконец, прикоснулись к ним. У нее перехватило дыхание.

Охнув, она выгнулась навстречу его пальцам. Соски ее затвердели от его ласки. Его прикосновения стали более настойчивыми, он принялся катать соски между большим и указательным пальцами.

— Валентин, — хрипло прошептала она и запрокинула назад голову.

Он снова нежно поцеловал ее и медленно спустился ниже, проделав губами и языком горячую дорожку вдоль горла, по плечам — к груди.

Элинор заерзала под ним, наслаждаясь каждым новым прикосновением.

Она больше ни о чем не могла думать, стараясь запомнить каждое ощущение. Она была как в тумане, но боролась с ним, не желая ничего пропустить из того, что происходило с ней в эту ночь, которая принадлежала ей.

— Подожди, — шепнула она, — переставь поближе фонарь.

Он с готовностью кивнул. Что-то действительно переменилось, если у Валентина Корбетта не нашлось никакого саркастического замечания в ответ. Но он встал и босиком отправился по усыпанной сухими сучьями грязи к камню, на котором оставил фонарь. Элинор вдруг вспомнила, что, наверное, выглядит неприглядно, лежа на мятом одеяле, и села, наблюдая, как он возвращается.

Его влажная кожа отливала золотом в свете фонаря. Его внушительный член горделиво возвышался на фоне темного треугольника между бедрами. Он хотел ее. Ничуть не сконфуженный этим обстоятельством, он поставил фонарь и, опустившись на колени, придвинул ее к себе — напряженную и затаившую дыхание. Элинор взглянула ему в глаза, протянула руку и взяла в ладонь его пенис.

Валентин закрыл глаза, подняв голову. Пенис был на ощупь теплый и твердый, и она робко погладила его по всей длине. Он удивленно открыл глаза.

— Ты уверена, что никогда не делала этого раньше?

— Тебе приятно?

Губы его дрогнули в улыбке. Наклонившись, он провел рукой вниз по ее животу и, продолжая смотреть ей в глаза, сунул палец между ее бедрами.

— А тебе?

Элинор даже ответить не смогла лишь кивнула и снова легла на одеяло, а он пошире раздвинул ее бедра и запустил палец поглубже. Его губы вернулись к груди, потом медленно спустились вниз. Он чуть переместился и, встав на колени между ее бедрами, наклонился, и его язык присоединился к пальцу. Почувствовав язык внутри своего тела, она невольно воспротивилась.

— Валентин, — взмолилась она, но он продолжил свою сладкую пытку, даже не отреагировав на ее мольбу. Его губы, обласкав внутреннюю поверхность бедер, снова медленно поднялись к груди, на этот раз, обхватив ее ладонями.

Ей казалось, что она вот-вот умрет. Никто не смог бы выдержать такой жар, такой накал страстей и остаться в живых. Но она по-прежнему хотела этого, пыталась получить от него что-то большее, и знала, что он может ей это дать. Вернее, догадывалась.

Валентин, стоя на коленях между ее бедрами, наклонился, чтобы еще раз страстно поцеловать ее. Элинор, кажется, даже дышать перестала.

Он медленно, но настойчиво стал проталкиваться внутрь ее тела. Она ощутила давление, потом мгновенную, острую боль, за которой последовало приятное вторжение, после чего он оказался полностью внутри ее тела.

— Я думала… что боль будет сильнее, — удивленно сказала она, переполненная новыми ощущениями, пытаясь запомнить как можно подробнее, что она чувствовала, когда он вошел в нее.

— Я тоже, — сказал он в ответ, и его чувственные губы снова дрогнули в улыбке. Валентин наклонил к ней лицо и поцеловал. — Ты меня поражаешь, — прошептал он и принялся снова, все, ускоряя темп, скользящими движениями входить внутрь ее тела.

Элинор обвила руками его плечи и попыталась восстановить ритм дыхания, но не могла сосредоточиться ни на чем, кроме великолепного ощущения мужского естества внутри себя. Она так давно этого хотела, хотя, наверное, сама не сознавала точно, чего именно. И в данное мгновение все его внимание, его страсть, его тело — все это принадлежало только ей.

Застонав, он ускорил темп, прижав ее к одеялу своим сильным, мускулистым телом. Элинор тяжело дышала, не в силах остановить какие-то звуки, вылетавшие из горла, как не могла и бороться с охватившим ее острым напряжением. Если это означает умереть, то она готова принять смерть. Валентин чуть переместился, еще больше ускорил темп и нежно прихватил зубами мочку ее уха. Это было последней каплей. Элинор вонзила пальцы в его энергично работавшие ягодицы, прижала его к себе еще крепче и словно разбилась вдребезги.

Выкрикнув его имя, она забыла обо всем на свете и крепко прижалась к нему. Когда она поднималась к небесам, он находился рядом с ней. Его броски участились, и он со стоном тоже достиг кульминации.

После этого они еще долго лежали, крепко прижавшись, друг к другу, и она чувствовала громкие удары его сердца, бившегося так же учащенно, как и ее. Туман, окутывавший сознание, начал мало-помалу спадать, и обычные звуки — стрекотание сверчков, кваканье лягушек, шелест листьев — постепенно вернули ее к реальности. Но окружающий мир теперь изменился. Она все еще находилась в объятиях мужчины, а он только что овладел ее телом, сделал женщиной, и пусть эта ночь у них единственная, она сумела изменить все. Всю оставшуюся жизнь любому мужчине, которого встретит Элинор, придется соперничать с Валентином, потому что она будет их сравнивать, и ясно, кому отдаст предпочтение. Валентин поднял голову и снова поцеловал Элинор. Губы у нее были теплые, нежные и припухшие. Это тоже было нечто новое даже для него. Он редко целовал женщину после того, как получил что хотел. Господи, сегодня все было не так, как всегда. Никаких игр, никаких докучливых приставаний, никаких обещаний. Она хотела его, и он хотел ее. Честность отношений, помимо того, что она была чем-то новым и свежим, оказалась еще чертовски возбуждающей.