За доброй надеждой. Книга 8. Последний рейс - Виктор Конецкий

– Обезьянничают.

Я только вздохнул, ибо имею цельную теорию на этот счет. Старушки наши дымят, ибо войну прошли, а махорка помогает против голода, холода и стрессовых ситуаций. Среднего возраста женщины курят, ибо работают, а так как работает основная масса женщин в женских же коллективах, то курение среди них расползается, включая самых целомудренных: как часы безделья и чесания языком в перерывах не скрасить курением? Ну, а пацанки и интердевочки других профессий курят действительно уже в силу подражания гнилому кинозападу.

– Знаешь, чего более другого на свете меня бесит: что женщины от Евы и до сих пор никак и нисколько не изменились. Их стабильность доводит меня до судорог. Пушкин задумывал роман на такую тему. Ошметки романа вошли в «Пиковую даму». Мало чего я так боялся в детстве, как этой старухи в белом и шлепающей ночными туфлями, да и сейчас не хотел бы с ней встретиться…

– Привыкли только к красоткам – вот старух и боитесь. А про «Лермонтова» так скажу. Судно – сообщество людей. Но судно рассматривается как именно временное сообщество, в котором люди собрались вместе жить и работать в определенные периоды времени, прежде чем расстаться для последующей перегруппировки в новые, подобные данному, временные сообщества. Любая модель воспринимается как совокупность человеческих отношений на борту судна. Рассматривая ее как рабочую систему, человек становится озабоченным такими проблемами, как мотивы работы, эффект от рабочих усилий, уровень опыта и практики; персональная реакция людей на условия работы, качество технологии, предусматриваемой системой, факторы, стимулирующие эффективность рабочего процесса… – Это Людмила опять из какой-то спецброшюры несет: зуб даю!

Но продолжаю слушать из последних сил.

– Как замкнутое сообщество или учреждение судно прежде всего рассматривается с точки зрения производственной дисциплины и контроля, социального деления, различного статуса и привилегий… Что это «Макаров» задумал? Гляньте-ка на рейд. Он вроде собрался у нас по носу кормой к причалу подходить? Кучу ацетиленовых баллонов на причале видите? Это их баллоны. Навалит же он на нас! Как пить дать навалит! Спятили они там, что ли?

– Весьма даже похоже! – соглашаюсь я.

– Побегу-ка я за капитаном, – говорит Людмила. – Очень мне маневры Степана Осиповича не нравятся, хоть он и большой адмирал был.

– Беги, дорогая! – ору ей вслед. – Видишь, женщины на борту приносят несчастья!

Она на бегу запускает в меня снежком и карабкается по трапам в надстройку своего «Тикси».

Я бегу на бак, то есть в самый нос своего «Кингисеппа».

Что коварный «Макаров» задумал нынче? Семь лет назад в этих же местах он на «Державино», на нас с Василием Васильевичем Мироновым, целый айсберг опрокинул – пять дыр в двух трюмах. Уродовались с цементными ящиками до самого Владивостока…

Сами здешние ледобои про «Макарова» говорят, как биндюжники в Одессе: «Макарыч у нас самый грубый из грубиянов!»

Объясняю ситуэйшен.

Итак, огромный линейный ледокол работает минимум средним задним ходом на рейде Певека…

У причала № 1 стоял у нас по носу теплоход «М. Аммосов». Между кормой «Аммосова» и нашим форштевнем было метров тридцать. И вот в эту щель целился «Макаров» своей тупой (во всех отношениях) кормой. Судя по куче ацетиленовых или кислородных баллонов на причале, адмирал хотел подойти к куче, чтобы забрать баллоны кормовым краном, и без всяких лишних хлопот.

Я наярил на бак так, что забыл про тромбы в нижних конечностях. Клянусь, что этот самый «Макаров» раздолбал семь лет назад «Державино», как Бог черепаху.

На полубаке уже торчали, наблюдая за приближающейся кормой ледокола, наш боцман и парочка бездельников-матросов.

Штиль был. Солнце. Мир и покой в чукотской природе.

Когда я понял, что навал ледокола неизбежен, то приказал всем покинуть полубак, а сам присел на корточки за брашпилем, чтобы наблюдать картину в деталях. Еще мысль мелькнула: «Черт! Фотоаппарата нет!» (Лучше фотографии нет на свете документа в судебных делах.)

Ну-с: трах!… бах!… искры… крен… орехами щелкают наши леерные стойки… загибается внутрь фальшборт…

Совсем рядом рожи макаровцев, которые наблюдают за нами презрительно-равнодушно, хотя острый угол нашего полубака вспарывает на «Макарове» шикарный вельбот – просто в бифштекс их вельбот превращает.

Ору ледобоям:

– Эй! У вас в вельботе в баки бензин залит?

– А хрен его знает…

– Загасите окурки, черт бы вас побрал! Если раздавило бензобак, то сейчас полыхнете!

– А хрен с ним – пущай полыхает…

Это я с рядовыми ледобоями разговариваю. Высшее начальство изучает все происходящее с небоскребной высоты левого крыла ходового мостика. Наконец высокому начальству становится окончательно ясно, что фокус не получился. Под кормой «Макарова» вскипает могучий бурун, и ледокол невозмутимо удаляется обратно на рейд – и без баллонов, и без вельбота.

Фальшборт, который завалил нам ледокол на протяжении метров десяти, теперь исключает возможность погрузки на палубу леса в Игарке. Выправить фальшборт своими силами не представляется возможным. Это я Юрию Александровичу докладываю.

– Ну и сволочи эти дальневосточники, – замечает он, натягивая ватник, ибо готовится спускаться в трюма, дабы собственным примером вдохновлять наших перегружателей мерзлого картофеля. – А вы, пожалуйста, начинайте оформлять документы по навалу. Капитану порта и в Штаб я сейчас сам доложу.

– Добро.

Из специального морского пособия:

«Важно помнить, что в случае столкновения кажущиеся правильными собственные действия при расшифровке всей ситуации могут оказаться ошибочными, предпринятыми не вовремя или на основании неверных предпосылок. Но и безошибочные действия, как правило, нуждаются в серьезных обоснованиях и доказательствах. Нельзя в то же время забывать и о том, что любая необъективная версия случая, созданная в стремлении уйти от ответственности, легко уязвима, как бы тщательно она ни была разработана. Поэтому лучший метод защиты – это предельно лаконичное изложение – и письменное, и устное – конкретных фактов, по которым и будут оцениваться действия командования судна».

Пожалуй, писателям может быть полезно чтение спецморпособий.

А вообще-то большинство аварий -результат нарушения самых обычных, хорошо ребенку известных правил и положений. Но!… Но у нас на борту женщина была!

Вечером пришла ко мне в каюту Людмила, села в кресло, а на край стола положила ноги в сапогах. Сама, конечно, в брюках.

Сидит, молчит и глаза закрыла – смертельно устала.

– Вас в эту навигацию «день бегуна» проводить заставляли? – спрашиваю Людмилу, глядя на то, как с ее сапог сползает на специально подложенную газету мокрый и грязный снег.

Она приоткрывает глаза: