Няня по контракту - Ева Ночь

Я вижу, как Ромка, поколебавшись, пропускает вперёд маленькую Альбину и пацанов руками задерживает.

— Пусть, — шепчет он им, — она же маленькая. Пусть сюрприз ей достанется.

И снова становится тяжело дышать. Какой у меня мужик растёт, а?.. Вот просто молодец. Какая-то минута — и мы с Аней остаёмся одни. Я за детворой дверь прикрываю.

— Ань, — делаю шаг вперёд.

— Не подходи, Иванов, — вскакивает она на ноги и руки вперёд вытягивает, словно хочет то ли защититься, то ли оттолкнуть меня. К подоконнику подходит, устраивается поудобнее. — Лучше не приближайся, а то я за себя не ручаюсь, честно!

— Я давно должен был всё рассказать, — делаю ещё несколько шагов вперёд, но останавливаюсь на безопасном расстоянии. Не потому что боюсь, что Анька меня побьёт. Я б с радостью — пусть лупит, лишь бы ей легче стало. Но не хочу её нервировать, хоть подобия комфорта лишать. — Хочешь или не хочешь, но тебе придётся поговорить со мной.

— Не хочу, — обнимает она себя руками, — но ты ведь мнения моего не спрашиваешь, правда?

— Не сегодня, Ань. Давай уже закроем эту страницу, чтобы не висело между нами ничего.

— Ладно, — кивает она. Одинокая кудряшка падает ей на глаза.

Она смиряется, и это мне не нравится совершенно, но больше так продолжаться не может. Сделаю больно и постараюсь утешить. Как смогу. Но Анька ломает все планы.

— Я знаю, — поднимает она глаза и плечи распрямляет, — не нужно было сбегать без объяснений. Но… я вот такая. Подумала: не могу вмешиваться. У тебя ребёнок. Какие могут быть разговоры? Но ты переплюнул сам себя. Женился на этой… Как быстро ты утешился, Иванов? Почему она? Я жертвовала не ради неё, тихони мышастой. Ради твоего ребёнка, которого ты скрывал. Это я ещё понять могла, но Алёну? Нет, не могу и не хочу.

Я ничего не понимал. Точнее, чувствовал, что какая-то путаница, ошибка закралась в наши непростые отношения, но дойти своим умом, что тогда Аньку сподвигло удрать от меня, не получалось.

— У меня кроме тебя, слышишь, никого не было, Ань, — проговорил тихо и так, чтобы она почувствовала: я не лгу. — И не было ещё очень долго. Год почти. Не мог. Не хотел. Я тебя любил, Ань. А потом… Ленка случилась. Неожиданно и по-дурацки. Я не снимаю с себя вины, Ань. Сам виноват. Но результатом единственной ночи стал Мишка. Мой сын. Поэтому я и женился. Не мог я своего ребёнка бросить, понимаешь? Никак не мог.

— А как же Кристина? Её же смог? Или я чего-то не понимаю?

Анька смотрит так, будто хочет душу вырвать из меня. А у меня пазлы не сходятся. Никак.

— А причём тут Кристина? — задаю я самый логичный вопрос.

— Ну как же? — взмахивает она руками. — Вечно шушукался с ней, прятался, любезничал. А потом соврал, что едешь в командировку, а сам слёзы с её лица слизывал, выцеловывал, — выговаривает моя Зайка с обидой и болью.

Стыдно и страшно. Но я не сдержался. Начал хохотать, как умалишённый идиот. Просто потому что наконец-то у меня в голове прояснилось. Неужели весь сыр-бор из-за Кристины случился?..

Анна

Он ржал. До слёз. Отдышаться не мог. А я стояла, хлопала глазами, как дурочка. У меня тут трагедия всей жизни, судьба изломанная, а он… хохочет?!

— Да ты… — задохнулась и кинулась на Иванова с кулаками. Успела ударить раза три, а потом он меня обездвижил. Сжал в медвежьих объятиях. В шею дышал жарко. Бесил, и противостоять ему я не могла.

— Ань, Ань, Ань… — целовал куда попало. Я ещё уворачиваться пыталась, но от него разве убежишь, настырного. — Ты из-за Крис, что ли, ушла? Скажи мне, девочка моя дорогая? Ты подумала, что Митька — мой сын, да?

— А что, нет? — двинула я его ногой по коленке. Иванов охнул, но устоял.

— Нет, конечно, — расплывался в улыбке. — И не облизывал я её, что ты выдумала?

— Только не говори, что она твоя сестра! — завопила я. — И я собственными глазами видела: целовал, слёзы вытирал, обнимал! В больнице! Она на плече твоём плакала!

— Но это никак меня отцом не делает. Вот ни разу, Ань. Давай так. Завтра она приедет — всё равно набивалась в гости — и всё сама тебе расскажет.

— Ты идиот, да, Иванов? Полный тупица и вообще бессердечная сволочь?

— Для тебя я готов быть кем угодно, Ань. Только не убегай, ладно?

— Не хочу никакого завтра, — пыхтела я, не оставляя попыток вырваться. — Хочу сегодня, сейчас. Или ты всё объясняешь, или война, Иванов. Смертельный бой.

— Анечка, зайка моя, — кажется, он вознамерился мне все рёбра переломать, — я знаю, что ты у меня умная, красивая, спортивная, с поясом там каким-то — мне Мишка говорил. И что я проиграю — знаю. Но это… пусть уж лучше она сама, ладно? Не хочешь завтра, попробуем организовать сегодня великую встречу. Только мне отлучиться нужно. Дай слово, что не удерёшь. Ещё десять лет я не переживу в разлуке.

Во мне столько обиды, что деть её некуда. Разве что по карманам распихать. По своим и чужим — и всё равно останется. Но трепыхаться я прекращаю.

— Я вижу, как ты переживал, — киваю в сторону кухни.

Иванов вздыхает рвано и отпускает меня. Стоит передо мной во весь свой рост, смотрит. А в глазах его — мука и печаль вселенская.

— Я не умею отматывать время назад, Ань, — говорит он. — Изменить ничего не могу. Не под силу мне это. Одно знаю точно: о чём бы я ни жалел, за что бы себя ни корил, за пацанов — не буду. Они лучшее, что со мной случилось без тебя.

И мне становится стыдно. За то, что упрекнула его сыновьями. За то, что позволила себе истерить и обижаться. Мне даже всё равно становится, что за история связывает его с Кристиной. Пусто как-то в одно мгновение становится. Так пусто, что хоть в колокол бей и к эху прислушивайся.

— Ладно, Дим, всё хорошо. Ты… прости меня, — прячу глаза. — Нервы. Не готова я была с прошлым столкнуться, особенно с таким. Было и было, что теперь трясти и вытряхивать. Надо дальше идти и поменьше оглядываться.

— Поехали домой, Ань, — взгляд Иванова, кажется, под кожу залезает. А мне неуютно. Чувствую себя какой-то потеряшкой, как кошка бездомная.

— Да, поехали. Ромке давно спать пора. Весь режим поломали.

— Всё исправим и починим, — подмигивает Димка, а я думаю: было бы что исправлять. Наверное, не стоило мне соваться, играть во все эти игры с нянями и руководителями, а потом спать с Ивановым. Всё запуталось до невозможности. В тугой узел закрутилось.

Пока дети визжали, Иванов распоряжался, я грызла себя и навинчивала, как гайку на болт не по размеру.

— Ну ты чего, — зашипела Ирка и вцепилась в моё запястье. Не рассчитала и когтями по коже прошлась. И боль от царапины немного меня в чувства привела.

— Всё хорошо, — растянула я губы в улыбке. — Правда, всё нормально.