Смертники Восточного фронта. За неправое дело - Расс Шнайдер

Полковой командир более подробно довел до сведения Шерера особенности проблем, о которых ему уже говорил фон дер Шевалери. В основном задача сводилась к тому, чтобы не подпускать русских к дорогам, по которым осуществлялось снабжение.

— Как я понимаю, почти ничего не изменилось? — просил Шерер. — Послушайте, а не найдется ли у вас шнапса? Если нет, у меня в машине есть несколько бутылок. Это не проверка, а визит вежливости. Через несколько дней я приглашу вас и других командиров полков ко мне в штаб, и тогда мы с вами все вместе выпьем. А пока садитесь, давайте пропустим всего по одной, согласны? Если, конечно, вас не ждут более срочные дела. Нет? Ну и прекрасно. Будьте добры, представьте меня вашему штабу.

Штабные офицеры пристально разглядывали нового командующего; впрочем, без какой бы то ни было враждебности. Наоборот, было видно, что им приятно выпить вместе с ним, посидеть рядом, ощутить на себе отблески его славы. Надо сказать, слава эта бежала впереди него, и теперь полковник и его штаб хотели убедиться собственными глазами, что за человек этот Шерер. Держались офицеры естественно, с юмором, но без панибратства, сидя за столами, которые — день был по-летнему теплый и солнечный — вынесли на улицу и поставили перед зданием штаба полка.

Взгляд у Шерера был цепкий и пронзительный, но в целом он произвел впечатление дружелюбного, привыкшего разговаривать с офицерами на равных. Не в его привычках было дистанцироваться как особе, наделенной властью; в обществе подчиненных он чувствовал себя комфортно, а подчиненные в свою очередь словно забывали о рангах и званиях. Другие генералы также любили время от времени пропустить рюмочку в компании своих офицеров, однако ни на минуту не забывали про незримые барьеры, что отделяли их как начальников от подчиненных. Шерер умел, пусть чисто внешне, сделать вид, будто эти барьеры для него мало что значат. Этим он напоминал морского капитана, вынужденного постоянно находиться в тесном контакте с теми, кто его окружает, — не друзьями, а командой, — на одиноком корабле посреди бескрайних океанских просторов. Одна из причин, почему его звезда взошла относительно поздно, заключалась в том, что он не производил впечатления того, кто умеет быть частью строгой организации, а ведь армия в мирное время именно такой и была — сложной организацией, со своими порядками и правилами, не более того. Нет, конечно, таковой она оставалась и в военное время, однако в такие периоды она дробилась на более мелкие части, в которых человеческие души тем сильнее ощущали близость друг к другу, чем больше выпадало на их долю испытаний.

Это был короткий визит. Произнесли всего несколько тостов, бегло познакомились друг с другом. После чего генерал отбыл в сторону дивизионного штаба в Ново-Сокольники — небольшой и не слишком пострадавший, однако богом забытый русский городок. Выбор на него пал лишь по той причине, что расположен он был почти посередине дивизионной зоны, примерно в десяти километрах за линией фронта. Конечно, Великие Луки подошли бы на эту роль куда лучше, если бы не одно «но» — этот город был расположен практически на северном фланге, а, кроме того, русские крепко засели на подступах к городу и упорно не желали отступать.

То, что силы дивизии растянуты на такое внушительное расстояние, не могло не внушать тревогу не только с точки зрения решения тактических задач, но и потому, что это затрудняло командование, особенно для Шерера, который еще при Холме привык лично отдавать все распоряжения своим подчиненным. В некотором роде не было бы большой натяжкой сказать, что никакой дивизии не было, а лишь пять отдельных полков, дислоцированных в разбросанных по большой территории точках. Как, скажите, в такой обстановке отдавать приказы? Те наверняка придут в противоречие с мнением полковых командиров на местах, которые наверняка знают обстановку на вверенном им участке гораздо лучше, он же будет принимать решения лишь на основе полученных по телефону донесений. Либо будет вынужден, тратя понапрасну время и силы, разъезжать туда-сюда по пыльным дорогам, чтобы увидеть все собственными глазами. Поскольку линия фронта временно более-менее стабилизировалась, может, в этом не было большой беды, но кто знает, что ждет их завтра?

Наступление на «Хорьке» было одной из небольших по масштабу, но отнюдь не по своей жестокости операций, призванных выдворить русских из стратегически важной полосы, по которой пролегало шоссе.

Главное шоссе, этот термин в России привыкли произносить с сардонической усмешкой, поскольку сама дорога представляла собой пыльный, порой непроходимый проселок, которым, однако, приходилось пользоваться для доставки боеприпасов и провианта. Это самое шоссе — единственное, что соединяло между собой Велиж и Великие Луки, и русская артиллерия, засевшая на господствующих над «Хорьком» высотах, располагалась менее чем в миле от него. Если же перенаправить обозы по еще более глухим дорогам, что пролегли среди кишащих партизанами лесов, это прибавит несколько часов, если не целый день, к поездке между двумя этими городами.

Что еще хуже, в отдельных местах линия фронта пролегала позади шоссе. Вдоль него, с той стороны, оставались лишь небольшие группы прикрытия, призванные оберегать эту жизненно важную артерию от русских. Жизнь солдат в этих отрядах была вечным испытанием нервов и отнимала слишком много сил. Одни, посреди глухомани, ни на минуту не могли позволить себе расслабиться, даже когда казалось, что все вокруг спокойно, причем несколько дней подряд. Русские снайперы, разведывательные дозоры или отряды партизан время от времени давали о себе знать, хотя и не слишком часто. Немецким солдатам приходилось быть вечно начеку, жить в постоянном напряжении. Поэтому не было ничего удивительного в том, что нервы подчас начинали сдавать. Какая это все-таки мука — заставлять себя бодрствовать, когда тебя клонит в сон, зорко смотреть и ничего не видеть, — и так час за часом.

Эти отряды сменялись каждые несколько дней, и солдаты, возвращающиеся на место основной дислокации, были рады даже самому унизительному наряду, чтобы подольше побыть там. Шоферы транспортов, что двигались вдоль шоссе, также жили в постоянном напряжении, особенно на тех участках дороги, которые мало чем отличались от ничейной земли.

Такую скверную ситуацию со снабжением, будь это какая-то другая война, наверняка бы сочли нетерпимой. Однако люди привыкают к самым тяжким условиям, даже к жизни в обстановке постоянного страха, учатся терпеть постоянные лишения. Причиной такого положения было зимнее контрнаступление русских войск, и ни Шерер, ни его предшественник не располагали необходимыми силами для того, чтобы закрепиться по ту сторону шоссе. Такое положение раздражало, хотя одновременно удивляло своим идиотизмом, поскольку эта ситуация возникла лишь в силу полного отсутствия в этой части фронта приличных дорог. Вот только где их взять здесь, в России? Отсюда и раздражение, и злость, и ощущение собственного бессилия, готовое вырваться наружу, когда, кажется, нет больше сил терпеть эту монотонную, изматывающую, адскую скуку.

Но даже сейчас у Шерера не было солдат, чтобы обеспечить безопасность дороги. Еще будучи в Витебске, он отлично понял, что имел в виду фон дер Шевалери, когда сказал, что в конце зимы они благодарили судьбу за то, что остались живы. Кажется, пришла пора навести здесь хоть какой-то, но порядок.