Светские манеры - Рене Розен

Наконец гостей пригласили на ужин. Каролина приняла хладнокровный вид, готовясь к новым потрясениям. Что еще придумала Альва, дабы поразить воображение общества? Столовая представляла собой огромное помещение со сводчатым потолком, где были расставлены более сотни круглых столов, сервированных вустерским фарфором с сине-золотым орнаментом, хрустальными бокалами и столовыми приборами из чистого золота. В центре каждого стола стояла ваза с «американскими красавицами». Такие розы всегда служили украшением на приемах Каролины. Это были ее цветы. Каролина не могла отделаться от чувства, что Альва покусилась на ее права.

Из раздумий ее вывела суматоха в другой стороне комнаты. Один из лакеев, слоняясь без дела, чуть не свалил с ног одну из Екатерин Великих. Два голубя из стайки, возвестившей о торжественном появлении Альвы, видимо, вырвались из клетки, и теперь летали по столовой. Лакей пытался их поймать, но одна из птиц уселась на чучело кота на головном уборе Кошечки. Та даже ничего не заметила. Если выпить немало шампанского, какая разница, сколько птиц или зверей сидит у тебя на голове? Одним больше, одним меньше.

К Каролине подбежал – именно подбежал – Уорд Макаллистер. Запыхавшийся, он с ходу принялся рассказывать то, что узнал:

– Я поговорил с Ван Аленом, да-да… – Он затараторил что-то про Ньюпорт, про Наскальную тропу, болтал и болтал. Каролина резко остановилась, не в силах больше слушать его, потому как увидела, что ей отвели место на возвышении, рядом с Альвой. Вообще-то, это было неудивительно. Ее всегда сажали рядом с хозяйкой дома. Но в этот раз ситуация была иной. Она понимала, что ее используют как уникальный предмет реквизита, выставляют напоказ, будто ценное завоевание, и с этим ничего поделать она не могла. Толпа расступалась, пропуская ее.

Уорд сел по другую руку от Каролины, продолжая рассказывать ей о том, как Альва спасла Эмили на Наскальной тропе.

– Что? – Каролина взглянула на него.

– Да-да. Эмили поскользнулась и упала. Альве случилось проходить мимо, и она спасла ей жизнь…

Гомон вокруг неожиданно стих, превратился в приглушенный тусклый фоновый шум. Каролина тщетно силилась усвоить то, что говорил ей Уорд. Эмили была на Наскальной тропе? С Альвой Вандербильт? Одна мысль порождала другую. Ей смутно припомнился тот день в Ньюпорте, когда Эмили вернулась домой, хромая, с ссадинами и синяками на лице. Ее привела Альва. В память почему-то врезался ее купальный костюм в черно-серую полоску. Значит, это правда. Альва действительно спасла Эмили. Каролина поднесла одну руку ко рту, вторую, растопырив пальцы, приложила к груди. Она ощущала под ладонью бешеное биение сердца.

Уорд продолжать что-то ей шептать, но Каролина ушла в себя. Пыталась совместить свое негодование, свой гнев на Альву с внезапно вспыхнувшим чувством благодарности к ней за спасение Эмили.

Под гром аплодисментов в столовую вошли Альва и ее муж в костюме герцога де Гиза. Они направились к столу, установленному на возвышении. Теперь все смотрели на них. Каролина все еще осмысливала известие, которое сообщил ей Уорд. Она была удивлена, даже восхищена тем, что Альва не использовала в своих интересах происшествие с Эмили. Возможно, даже Альва Вандербильт понимала, что неприлично трубить о своих подвигах. Не исключено, что она была более порядочным человеком, нежели думала о ней Каролина. Конечно, больше ей Альва от этого нравиться не стала, но в Каролине всколыхнулось чувство глубокой признательности.

Альва с мужем поклонились гостям и заняли свои места. Лакеи начали разносить первое блюдо. Каролина, сидя в непосредственной близи от Альвы, улавливала аромат ее духов, видела исключительную огранку и чистоту ее бриллиантов. Рано или поздно им придется заметить друг друга. Их взгляды встретились, и Каролина поняла, что она обязана обратиться к ней первой.

Будь это кто-то другой, Каролина извинилась бы за свои поступки в отношении Альвы, ибо она никогда не боялась признавать свою неправоту. Каролина уже проглотила свою гордость, придя на бал, и теперь, глядя в голубые глаза Альвы, не могла заставить себя попросить у нее прощения.

– Спасибо, – только и вымолвила она. И, давая понять, что благодарит Альву не за приглашение на бал, добавила: – Спасибо за то, что спасли Эмили. Я не знала. – С этими словами она принялась есть черепаховый суп.

Альва

В первую минуту Альва не поняла, за что благодарит ее Каролина. Но потом сообразила. Кто-то – должно быть, Джеймс Ван Ален; кроме него, еще только Вилли был в курсе, – сообщил ей про случай на Наскальной тропе.

– Рада была помочь, – ответила Альва. Но, возможно, Каролина ее уже и не слышала; она пристально смотрела в тарелку с супом.

И на том разговор был окончен. Больше они не сказали друг другу ни слова.

За ужином Альва постоянно обводила взглядом комнату, сама поражаясь тому, что гимнастический зал ее детей удалось преобразовать в столь элегантную столовую. Меню ужина состояло из девяти блюд, которые приготовил сам шеф-повар «Дельмоникос», – такого своим гостям не предлагала еще ни одна устроительница приемов. Альва невольно вспоминала ту пору, когда она боялась, что вовсе останется без ужина или ее семья окажется на улице. Она пережила унизительное падение, но – подумать только! – поднялась, выпрямилась во весь рост. Об этой ночи она грезила, мечтала о ней так сильно, как некогда жаждала положить в рот хоть кусочек чего-нибудь съедобного. Это мгновение она хотела отметить особым клеймом в своей копилке воспоминаний, чтобы оно не забывалось. Это же триумф! Она дает бал в своем роскошном особняке, рядом с ней восседает сама миссис Астор. Жаль, что Джулия не приехала, посетовала про себя Альва, но ее сестра даже не удосужилась ответить на ее приглашение. Судя по последним новостям, Джулия перебралась в Бруклин и посвятила себя суфражистскому движению. Альва нашла глазами Дженни и Армиду, надеясь, что хотя бы они понимают значимость этого бала. Что бы Джулия ни думала про ее дом, Альва знала: мама гордилась бы ею. Именно о такой жизни она мечтала для своих дочерей – для всех без исключения, не только для Альвы.

Нельзя было отрицать, что Альва добилась того, к чему стремилась, добилась того, что не сумела сделать даже Элис Вандербильт. Она пробила для клана Вандербильтов дорогу в высший эшелон светского общества. Она победила и теперь ждала, когда в ней забурлит эйфория, во всем теле появится радостная легкость, как от глотка шампанского, ударившего в голову. Ждала, ждала. Почему же она ничего такого не чувствует? Как ни странно, ликовать ей не хотелось. Она наблюдала за празднеством – все пировали, танцевали; ее муж весело хохотал с Герцогиней, – но не испытывала удовлетворения от своего триумфа.

Должно быть, из-за гибели Джеремайи, рассудила Альва. Некоторое время назад ей показалось, будто она увидела его. Могла бы поклясться, что он был одним из королей Лиров. Просто трудно было смириться с тем, что она с ним больше никогда не встретится, что она навсегда лишена возможности попрощаться с ним. Альва почувствовала, как на глаза наворачиваются слезы, и усилием воли поборола их.