Огненная дорога - Энн Бенсон

Примерно то же самое излагала Гильому Кэт. И хотя ему претила идея поддерживать Наварру даже в собственных интересах, по всему выходило, что эта самая выгодная позиция для него и его людей, чтобы в конечном счете поднять восстание против Наварры.

— Должен признать, — сказал он, — что в этом есть смысл.

— Ну наконец-то мы пришли к согласию! — воскликнул Марсель и сделал знак служанке, которая, получив извинения от Гильома и Кэт за их грубое вторжение, стояла наготове. — Налей нам еще вина! Выпьем за то, чтобы дворяне перебили друг друга и оставили Францию нам!

Девушка подошла к столу и наполнила их бокалы.

Марсель произнес тост:

— За низвержение дворянства!

Они с Калем чокнулись.

— И за то, чтобы в конце концов Наварра тоже оказался в числе низвергнутых, — добавил Каль. — Клянусь, я скорее лишусь головы, чем назову его королем!

Марсель слегка приподнялся и погрозил ему пальцем.

— Мы используем его к своей выгоде, а вы глупец, если не понимаете, какой это умный ход!

Воздух, казалось, искрил от их споров. Они соглашались и тут же расходились во мнениях, оскорбляли друг друга и снова мирились. И пили, пили, пили.

«Истинные французы», — думала Кэт, глядя, как они соревнуются, кто кого переспорит и перепьет.

Они поднимали бокалы и осыпали друг друга проклятиями почти без передышки, перебрасываясь теориями мятежа, словно горячими угольями, и каждый новый удар порождал еще более мощный ответ. В конце концов Кэт не смогла больше держать язык за зубами.

— Джентльмены! — воскликнула она. — Вы же, что ни говори, сражаетесь на одной стороне! Мсье Марсель прав, и Гильом прав. Но, мне кажется, Каль чуть больше прав.

— Видите? — взревел Каль. — Даже женщина в состоянии понять.

Марсель с трудом разлепил полузакрытые глаза и уставился на нее.

— А? Что за чушь несет ваша служанка?

— Эта «служанка» своими глазами видела, что творит Наварра, — ответила Кэт. — И на месте любого крестьянина я скорее вступила бы в сговор с дьяволом, чем согласилась зависеть от прихоти Карла Наваррского.

Марсель вперил в нее любопытный, пьяный взгляд.

— Но ты и есть крестьянка. И премиленькая, как мне кажется.

Каль с пьяным видом подмигнул Кэт и поднял бокал.

— Тост за прекрасную служанку!

Она не знала, как это воспринять, то ли с благодарностью, то ли как оскорбление.

Они выпили за нее, а потом спор разгорелся с новой силой — по мере того как все больше затмевался разум. В конце концов Кэт снова не выдержала и вскинула руки.

— Господа! — прошипела она. — В вас говорит только вино и потому слова почти лишены смысла!

Марсель пьяно воззрился на нее.

— Прекрасная и дерзкая. — Он перевел мутный взгляд на Каля. — Где, говорите, вы нашли ее?

Каль взял Кэт за руку и притянул к себе. Какое-то время она сопротивлялась, но в конце концов оказалась у него на коленях.

— Она не служанка, — с гордостью заявил он. — Она целительница. И мне доверил позаботиться о ней ее отец.

Кэт пронзил ужас. Неужели Гильом настолько пьян, что выдаст ее?

Однако Марсель громко расхохотался и хлопнул ладонями по столу.

— Ну конечно! Просто с пьяных глаз я принял ее за не столь уж давний плод трудов какой-то повитухи. Она же чистый младенец на вид. Свеженькая, розовая и пухленькая, как новорожденная, разве нет?

Кэт вспыхнула от стыда и возмущения. Как смеют эти пьяные дурни рассуждать с такой легкостью о ее призвании и вообще говорить о ней так, словно она их не слышит? Она переводила яростный взгляд с одного на другого. Гильом ничего не замечал, поскольку глаза у него уже смотрели в разные стороны.

Марсель снова рассмеялся.

— Ладно, пьяным дурням и впрямь пора спать.

Он сделал попытку встать, но потом решил, что не стоит трудиться. Рухнул в кресло, опустил голову на руки, закрыл глаза и спустя несколько мгновений захрапел.

Служанка унесла бокалы и вернулась с парой зажженных свечей, с видом искреннего неодобрения перевела взгляд с одного мужчины на другого и презрительно покачала головой.

— Идите за мной, — сказала она Кэт, — и своего джентльмена ведите.

— Он не мой джентльмен. — Кэт высвободилась из объятий Гильома, слезла с его колен и с трудом, то толчками, то рывками, заставила встать на ноги. — В данный момент он больше похож на куль муки, и толку от него столько же.

— Я не куль муки, — пьяно пробормотал он.

Кэт закинула его руку себе на плечи, стараясь не вдыхать запах немытого тела и крепкого красного вина, и вслед за служанкой повела Каля вверх по узкой лестнице.

В крошечной комнатке на самом верху не было ничего, кроме кровати с соломенным тюфяком и ночного горшка в углу. Здесь даже едва хватало места, чтобы воспользоваться им. Увидев выражение смятения на лице Кэт, служанка сказала:

— Больше ничего нет, только комната господина.

«Куда этот самый господин нынче ночью не попадет, разве что его туда отнесут. И служанке это явно не по силам. Значит, в его просторной постели будет нежиться какой-то слуга, а мне придется ютиться тут, рядом с этой пьяной свиньей».

— Пожалуйста, помоги мне затащить его на постель, — попросила Кэт.

Общими усилиями молодые женщины ухитрились взгромоздить могучего Каля на соломенный тюфяк. Кэт распахнула ставни маленького окна.

— Сможешь принести немного воды и кусок ткани? Я не в состоянии лечь рядом с этим псом, пока хоть немного не приведу его в порядок, а ведь мне нужно встать с петухами.

Мария — так звали служанку — принесла то, о чем ее просили, и удалилась, наградив Кэт иронической сестринской улыбкой.

— Приятно провести время, мадемуазель.

Оставшись наедине со своим бесславным героем, Кэт с великими трудностями принялась раздевать его, поднимая при необходимости руки, ноги и рывками стаскивая предметы одежды. С сапогами возникли особые трудности, поскольку старая кожа за долгие годы приняла форму ног. Встав в конце постели, Кэт тянула и тянула, освобождая сначала одну ногу, потом другую; обе покрылись волдырями и ссадинами от долгого путешествия. Как и ее собственные ноги, хотя она носила не такую тесную обувь. Штаны пришлось расшнуровывать, и когда она этим занималась, Гильом пьяно пытался увернуться, так что одной рукой ей пришлось придерживать его, чтобы он не ерзал. Когда она через голову стягивала с него жакет, волосы зацепились за разлохматившиеся пряди поношенного наряда, которому, безусловно, требовалась серьезная починка, если Каль и дальше собирался его носить. Одежда была грязная, пропотевшая и жутко воняла, и Кэт сложила ее около окна. Француз лежал на тюфяке, обнаженный и беспомощный, даже не осознавая, какую добрую услугу оказала ему молодая женщина, которой, повернись судьба по-другому…