Русский брат. Земляк - Андрей Воронин

— Садиться? — спросил пилот у Алексея.

— Снижайся, а мы выкинем «веревку», — так для краткости называли в разговоре веревочную лестницу.

— Руки за голову! — крикнула Зиба, когда колеса шасси коснулись травы. — Пойдешь с нами!

Алексей уже приоткрыл дверцу кабины и последние ее слова потонули в грохоте.

— Так не договаривались, — что-то вроде этого ответил летчик с обожженным лицом — Алексей не мог поручиться за точность, потому что говорил этот человек с прежним флегматичным безразличием.

— Зачем его тянуть? Только лишний тормоз.

Поведение летчика оказалось обманчивым.

Улучив момент, он неожиданно, не оборачиваясь, ударил Алексея локтем в лицо и прижал его руку с пистолетом к толстому пуленепробиваемому стеклу кабины. Зиба среагировала мгновенно. Стреляла она в упор, но только на третьем выстреле хватка пилота ослабела. Он остался сидеть в кресле с открытыми глазами, изо рта потекла кровь.

Но разглядывать дело своих рук у супругов не оставалось времени. Спрыгнув на землю, они метнулись в глубину сумрачного хвойного леса. Раствориться бы без следа, слиться с тяжелой бахромой высоких елей, пригибающих ветки книзу.

С «винта» ФСБ загремели очереди. Пули срезали мохнатые лапы — куски веток бесшумно падали под ноги беглецам. Трудно было разогнаться — молодая колючая поросль цеплялась за одежду, хлестала по лицу, под ногами пружинило сплошное мягкое одеяло из мха и мертвой высохшей хвои.

— Смотри вниз! — предупредил Алексей. — Корни!

Тут и там они выступали на поверхность, тянулись далеко, как щупальца. Если споткнуться на бегу — ударить колено или растянуть связку — ничто уже не спасет.

Вертолет стрекотал, задевая стальным пятнистым брюхом верхушки деревьев. Оттуда, сверху, с короткими промежутками хлестали, как бичом, очереди. Приходилось скакать по-заячьи, перебежками, меняя направление. Похоже, спасают только сумерки, в прозрачном для солнца лиственном лесу их давно бы «подкосили»…

Левченко бежал чуть впереди бойца-спецназовца — того утяжеляла экипировка, особенно бронежилет. Оба старались не сбить дыхание. Оба видели, где подрагивает стоячая заводь леса, но Левченко рассчитывал взять парочку живьем. Бойцам на вертолете он тоже запретил вести огонь на поражение. Только отсекать от чащи длинными очередями, прижимать к опушке.

Вдруг майор услышал звук, который ни с чем невозможно было спутать. Похожий на звук пробки от шампанского, вылетевшей где-то в небесах. Он повторился еще и еще раз. В просветах над головой Левченко увидел по кускам длинный пенистый шлейф, и в тот же миг впереди вспыхнуло зарево.

Сухой лес загорелся быстро, как коробок спичек. Затрещал, задымил. Спецназовец за спиной майора крепко выматерился. Это была медвежья услуга в чистом виде. Дым неминуемо должен был перекрыть обзор сверху, стрелки на «борту» оставались не у дел. Полоса огня затрудняла преследование хотя бы потому, что беглецы имели возможность проскочить ее раньше.

Левченко связался по рации со своим вертолетом.

— Ну что вытворяют, мудозвоны! — скрежетали оттуда. — Головы нет на плечах.

— Уже потеряли? — быстро спросил Левченко, отметая в сторону бессмысленные сетования.

— А как тут не потеряешь? Чем они пульнули — черт их разберет. Дым валит клубами. Да еще ветер как по заказу — несет дальше в глубину. Сейчас весь лес затянет.

— Ладно, пока повисите над опушкой, вдруг они поджарятся и побегут назад. А мы тут еще побегаем…

Пламя радостно ревело, перло во все стороны, пожирая деревья одно за другим. Щурясь от едкого дыма, Зиба с Алексеем бежали вдоль подвижной огненной стены, ища проход, который вот-вот мог захлопнуться. Черными плоскими силуэтами вставали поочередно ели и сосны на фоне трепещущего багрового занавеса. В следующую секунду дерево насквозь пронизывал свет. Всплеснув ветками, оно вздымалось кверху костром и рассыпалось в ничто.

В гуле пожара Алексей не расслышал очереди сверху, только ногу вдруг переломило в колене, и он упал, оцарапав лицо об иголки.

— Куда ты влез? — вернулась назад Зиба.

Увидев в чем дело, сняла платиновый парик и кинула в сторону, на съеденье огню.

— Пустили наугад очередь, — предположил Алексей, морщась от боли.

Он попробовал встать, ухватившись за липучий от смолы ствол. Пожар уже дышал в лицо нестерпимым жаром.

— Я не смогу в тебя выстрелить, — сказала Зиба. — Сделай все сам.

Он прислонился спиной к стволу, вибрирующему в ожидании неизбежной участи.

— Хорошо, если б ты позаботилась обо мне.

Каждая секунда была на счету. Зиба порывисто поцеловала мужа в колючую щеку. Прицелилась, отступив на два шага.

Закрыла глаза и нажала спусковой крючок.

Именно Алина сыграла решающую роль в судьбе Чернореченского алюминиевого завода и не только его. Потомок князей угадал: она обладала несколькими неоценимыми преимуществами. Но главное — она была не просто женщиной, чье имя после первой близости вспоминается с трудом, а фамилия вообще никому не интересна. Она носила фамилию, известную даже далеким от высокого искусства людям.

Жена дирижера, которому масс-медиа и критики давно присвоили эпитет «великий». Это обстоятельство было сродни умело подобранному, точно сфокусированному освещению, без которого драгоценный камень не «играет» в витрине ювелирного магазина. Числить ее своей любовницей было не только приятно, но и престижно. А она с азартом отдавалась новой для себя игре.

Исполнилась всего неделя их с Долговым связи, а Белозерский уже получил в свое распоряжение запись разговора, где тот самодовольно хвалился:

— Помнишь пленку, из-за которой полетел министр юстиции? Ну Ковалева помнишь? В бане, с голыми девочками?

— Я телевизор почти не смотрю.

— Ну тогда все только об этом и говорили.

— Наверно, я была с мужем на гастролях.

— Короче — снимали скрытой камерой. Представляешь себе, да?

— Очень приблизительно.

— Фантазия не слишком богатая. А вот у меня есть в загашнике кое-что похлеще. Знаешь, кто там главное действующее лицо? Шеф всей московской милиции. Одна подруга в кожаном переднике стегает его, голенького, кнутом.

— Ну, это не преступление, а человеческая слабость. Не он один испытывает такую потребность.

— Может быть. Но с такими слабостями не держат на высоком государственном посту. Поэтому наша доблестная милиция будет беречь меня как зеницу ока.

Стараниями Белозерского эта запись попала на стол к тому человеку, о котором вел речь Долгов. В один прекрасный день члену Совета директоров был предъявлен ордер на обыск обеих его квартир. Перевернув все вверх дном, удалось конфисковать около пятидесяти видеокассет, которые лежали на самом видном месте.