Русский бунт. Все смуты, мятежи, революции - Лин фон Паль

Раздражение и недовольство церковной реформой было и прежде, до того Собора, но Собор разделил верующих, и наиболее твердые в вере, как Аввакум, решили стоять за нее до конца. И хотя церковь всегда считала самоубийство смертным грехом, впервые в истории Русской церкви противники решений этого Собора, которых стали называть старообрядцами или раскольниками, объявили самоубийство не грехом, а мученическим подвигом.

И начался мятеж против власти (каравшей раскольников) и против церкви (отлучившей их как еретиков). Начавшись в 17 веке, этот мятеж длился практически до 1917 года, когда власти стали бороться уже не только с раскольниками, но и с самой церковью. В самом же начале противостояние редко принимало формы открытого протеста. В основном старообрядцы мужественно претерпевали все мучения, уготованные им властью, – томились в тюрьмах, выносили голод и пытки, не боялись казни. Посмевшего подать свой голос против реформ протопопа Ивана Неронова били плетьми, посадили на цепь, приковав за шею, и определили в Кандалакшу, Никон велел «держать его там скованным цепями и не давать ему ни чернил, ни бумаги, чтобы он не имел возможности ничего писать из своего тяжкого заточения». Протопопа Данилу Костромского лишили сана и сослали в Астрахань, а там бросили в яму и оставили умирать без воды и еды.

Один из «главных смутьянов» протопоп Аввакум, сосланный в Сибирь, оставил потомкам рассказ о том, как его пытали, как ему плевали в лицо, как его били плетьми и сажали на цепь, и как он терпел все мучения и издевательства, не поддаваясь на уговоры и храня верность своей вере, одну из самых мучительных книг – «Житие протопопа Аввакума, им самим написанное».

В конце концов протопоп оказался на далеком севере – в Пустозерске, где его вместе с другими страдальцами по тому же делу бросили в яму. У многих не было правой руки – чтобы не могли писать проповеди, или языка – чтобы не могли проповеди говорить, и четырнадцать лет протопоп просидел в этой сырой яме. А в апреле 1682 года, уже при регентстве царевны Софьи, в апреле месяце их всех вывели из подземной тюрьмы и загнали в сруб, заранее обложенный дровами. Потом заперли и подожгли… Как писал Федор Мельников, «протопоп Аввакум успел еще обратиться к народу с прощальным словом. Подняв высоко сложенную в двоеперстие руку, он завещал: „Вот будете этим крестом молиться, вовеки не погибнете“. Когда мученики сгорели, народ бросился собирать на память святые кости их, чтобы разнести их потом по всей русской стране».

С 1666–1667 годов начались и добровольные самосожжения. И чем сильнее была вера раскольников, тем радостнее шли они на добровольный костер. Сжигались поодиночке, сжигались семьями, сжигались целыми деревнями. Точно по словам протопопа, что настали последние времена, когда живые равны погребенным, и, дабы непорочно блюсти правую веру – лучше сжечь себя в огне. Не все выбирали огненную смерть, многие просто уходили в глушь, подальше от мирской и церковной власти, основывали староверские села, а иногда и староверские монастыри.

Но первым оплотом раскола стал Соловецкий монастырь. Монастырь этот, основанный в 15 веке, считался в Московской Руси твердыней православия. Первые монахи Соловков были отшельниками, на далеких островах они искали уединения и спасения души. Два века спустя на Соловках, благодаря пожертвованиям московских государей и знати, существовало уже огромное монастырское хозяйство, кроме монахов там жило много мирян, занятых обработкой земли, промыслами, торговлей. Монахам вменялось в государственную обязанность защищать не только веру, но и северные границы государства. У монастыря были свое войско и флот. Соловецкая обитель славилась как неприступная крепость, сложенная целиком из ледниковых валунов. А цари стали использовать ее и как самую надежную тюрьму, куда отправляли с «большой земли» тех, кто был слишком опасен или слишком неугоден.

С начала патриарших реформ к узникам Соловков добавились непокорные раскольники, а некоторые монахи сами бежали на Соловки, которые считались «чистым» местом, в отличие от прочей земли, у которой отняли святоотеческую веру. Соловецким монахам было за что обижаться на Никона: он отобрал у них мощи святителя Филиппа, погубленного Иваном Грозным, и прислал в дар монастырю целый сундук исправленных в Москве книг.

Монахи, которые считали, что живут по заветам предков, убрали эти книги с глаз долой и продолжали пользоваться «порочными», то есть неисправленными. А патриарха стали именовать не иначе как Антихристом. В монастырь стали стекаться недовольные со всей Московии, к ним присоединились недовольные новшествами монастырские старцы. Началось брожение умов. Раскольников поддержали келарь Азарий, архимандрит Никанор, казначей Геронтий. И хотя Никон был уже смещен, недовольство только усиливалось.

Монастырь наотрез отказался переходить на новые служебники и вводить новые порядки. Не приняли монахи и нового, назначенного Москвой настоятеля. Разъяренный царь отнял у монастыря береговые земли с деревнями и обещал прислать для усмирения войско. Монахи обещали стоять насмерть.

Сначала царь думал овладеть Соловками легко. В 1668 году он послал туда незначительный отряд стрельцов под командованием воеводы Волохова, которому были даны указания устрашить старцев, но не чинить насилия. Игнатий Волохов стал с войском у стен монастыря, надеясь на быструю сдачу. Но запасов в монастыре было достаточно, и, ко всему прочему, монахи стали отстреливаться со стен и спускать на осаждающих вар. Воевода, не зная, что делать, слал донесения царю. У стен он простоял четыре года. Впрочем, осада была странной: Волохов на зиму отходил в Сумской острог, то есть осада велась в теплое время. А стоило войску отойти, как монастырь тут же пополнял истощавшиеся запасы. Царь отправил на острова послание с требованием подчиниться, в ответ монахи перестали за царя молиться, о чем ему и сообщили.

В помощь Волохову был послан другой московский воевода – Григорий Иевлев, однако без приказа подавить бунтовщиков силой осада не имела никакого смысла. Алексей Михайлович понимал, что монастырь нужно штурмовать, но очень долго колебался, понимая неоднозначность такого действия: одно дело – штурмовать вражеский город, совсем другое – святоотеческий монастырь. В конце концов, когда в этот оплот православия стали стекаться беглецы из разбитого войска Разина, колебания царь оставил. В конце 1673 года он отправил на Соловки воеводу Мещеринова с приказом уничтожить «воровское гнездо». Тому было велено стоять на Соловецком острове безотступно, а в случае неудачи царь обещал ему смертную казнь без всякого снисхождения. Воевода сжег вокруг монастыря все, что мог сжечь. Не осталось за стенами обители ни домов, ни деревьев, ни флота. Только голая земля.