Леди GUN - Владимир Вера

Как раз в объятиях этой курочки застал Шмайсера Роланд. Когда Шмайсер, сквозь вьющиеся пряди волос сидящей на нем девочки разглядел вошедшего в комнату грузина, которого уже считал покойником, он издал непонятный звук, похожий на мычание. Роланд посчитал, что этот мерзкий звук будет последним, произнесенным из уст его бывшего патрона на этом свете. Отбросив девочку в сторону, он методично всадил в Шмайсера три пули. В гостиной он подошел к Мамаше и вручил ей тысячу долларов, четверть того, что сумел скопить небережливый Роланд за целый год работы на Шмайсера. За такие деньги она взялась бы захоронить всех погибших в годы Второй мировой войны. А тут предстояла самая малость. К тому же не хотелось Мамаше дурных сплетен вокруг ее заведения, только в последние полгода набравшего обороты. И в это благодатное время растерять всех клиентов?! Ну уж нет! Одного уже потеряла. Хотя кто его знает, может, другого приобрела?.. Опустошенный Роланд стоял на бетонных ступеньках парадного входа и смотрел в воображаемую точку. Он устал. Темно-красный «Форд» плавно подкатил к подъезду и остановился прямо напротив Роланда. Дверца распахнулась, рука Роланда машинально скользнула под плащ…

– Только без глупостей, – в лицо Роланда смотрел короткий ствол «узи». – Садись в машину и не дергайся.

Он залез в «Форд», и крепкие ребята в дорогих костюмах зажали его с обеих сторон, в две секунды обшмонали и забрали пистолет. Спустя минут пятнадцать машина остановилась возле белого особняка на Подоле. Его повели по длинным коридорам в просторный кабинет, обшитый красным деревом. Здесь Роланд увидел немолодую, но поразительно красивую и сохранившую свежесть женщину. Он узнал ее. Именно эту женщину он видел у Дениса Величко.

…Загадочная женщина притягивала Роланда как магнит. Было в ней что-то от дьявола, она внушала страх. Для Роланда это чувство было равнозначно уважению. С первых минут разговора Кутателадзе понял, что эта женщина ему не враг, она хочет, чтобы он на нее работал. Ни один мужчина не смог бы командовать Роландом, его независимая натура не признавала авторитетов, но ведь это была женщина, и какая! Чувство неприкаянности, давившее на него, сменилось гордостью за себя. Значит, он нужен этой красавице. Ее голос показался Роланду голосом провидения. И он с покорным смирением сей же час принял бы смерть от руки богини. То ли гипноз, то ли обаяние Матушки ошеломили Роланда, но одно было бесспорно – никто никогда не говорил с ним так. Он готов был повиноваться…

Скоро Матушка обрела в лице Роланда Кутателадзе то, чего ей не хватало, – грозное оружие в борьбе за главенствующее влияние в Киеве. Новый козырь в ее колоде бил несокрушимых доселе тузов. И первым в числе сраженных был Денис Величко. Роланд прикончил его на ипподроме, на глазах молодой жены и очумевших зрителей.

Союзники Дениса не приняли вызова. Война не входила в их планы. Смерть Величко полностью развязала руки Матушке. Она целиком окунулась в водоворот суливших прибыль дел, попутно прибрав к рукам зону компетенции покойного Шмайсера.

Очевидцы быстро признали Матушку более расторопной и квалифицированной в большом рэкете, чем ее предшественники. Дело было поставлено масштабно, а главное, официально, под видом частной страховой компании «Забота». Матушка считалась мастерицей на подобные штучки. Роланд стал слепым исполнителем ее воли. Большего счастья ему не требовалось. Кстати, под началом Матушки он стал зарабатывать бешеные, по его меркам, деньги: три с половиной тысячи долларов в месяц. Вначале он противился. Откровенно полагал, что не заслужил такого пособия, но Матушка его убедила. Ей он доверял.

Не раз докажет он Елене Александровне свою преданность. Верность своей хозяйке стала для Роланда приоритетом. Родионова знала это и поэтому держалась с Роландом на расстоянии. Она осознавала, что как только перестанет быть богиней для него, то потеряет верного раба. Но самой себе Елена Родионова все же призналась, что боится этого фанатика не меньше других…

Карьера Матушки напоминала стремительное восхождение на поприще гангстеризма времен американского сухого закона. Структуры Родионовой представляли собой бесподобный симбиоз несовместимого – улица, церковь, политика. Присутствие Матушки ощущалось везде. Ее дух витал повсюду, мотивация ее действий исходила из Его Величества Чистогана. Она же стала Ее Величеством, королевой, ибо жила в собственной империи, построенной на фундаменте карманного государства.

Парад суверенитетов, начало которому положило Беловежское соглашение, сделал из Матушки циника.

– Вот видишь, не только я стремлюсь к независимости. Целые государства жаждут того же, – как-то заявила она Борису. – Вот и Украина стала самостийной.

Ее дела шли в гору. Государства на первом этапе своего существования всегда нуждаются в мафии. Деньги мафии делали из политиков президентов, из дилетантов профессоров, из бездарностей знаменитостей. И все для того, чтобы снова делать деньги.

Установился новый порядок. Его опорой стали авторитеты. При анархии иной альтернативы не существует. Власть коррумпирована наглухо. Милиция и спецслужбы либо слабы, либо некомпетентны, либо дискредитированы прессой. Массмедиа под контролем мафии. И только батьки-главари кажутся вменяемыми. И народ идет к ним как к третейским судьям. Когда менты, празднуя День милиции, насилуют в Мариинском парке подвернувшуюся молдаванку, нарушительницу паспортного режима, люди делают один-единственный вывод: «За справедливостью надо идти к Матушке».

В начале девяностых Родионова владела банками, страховыми компаниями, ресторанами и магазинами, купленными чиновниками, целыми департаментами исполнительной власти и фракциями Рады. Старые связи с номенклатурой приблизили ее к госэлите. Первый президент независимой Украины считал ее хорошей знакомой. С правительством она имела сугубо деловые отношения, а с членами кабинета контакты имели частный характер. Родионова вытворяла все, что хотела. Мечтательная девочка превратилась в международную авантюристку.

Она продавала за границу купленные для нужд государства нефть и газ по ценам ниже закупочных, а тот, кто обеспечивал эти заведомо разорительные для государства договора, сидел настолько высоко, что при необходимости мог объявить дефолт. Он же открывал для Родионовой беспошлинный ввоз и вывоз всего подряд. И добивался для нее уменьшения налогов запросто только потому, что нет ничего невозможного для премьера, который набивает собственную машну. Родионова платила ему несоизмеримо больше, чем пыхтящее на ладан государство.

Не забыла она и о своих «истоках», санкционировав провозглашение украинской церкви автокефальной. Безусловно, это была пока лишь декларация. Но она была воспринята националистами как объявление войны Московской патриархии. Во Львове бесчинствовали греко-католики. Батюшек избивали и изгоняли, приходы переходили из рук в руки. Но это не беспокоило ни манипулирующих верой, ни утративших ее.

«Независимость – прежде всего! – горлопанили на Майдане. – Долой оккупантив! Геть московского попа! Флот Украине! Крим наш!» Тысячи людей собирались во Львове в сквере у оперного театра, чтоб пройти маршем по «стометровке», выкрикивая «Гоньба!», десятки тысяч людей готовы были прийти по Подольскому спуску к Верховной раде Киева, чтобы прокричать «Геть, москали!». У них были лидеры, на вожаков работали провокаторы. Новые «попы Гапоны», примерившие на себя лавры мучеников корысти ради, разжигали национальную рознь, призывали к расколу страны, попирали единых святых и единого для русских и украинцев, как и для всех людей, Бога живаго.