Падение Римской империи - Питер Хизер

Ответ не имеет отношения к конструкции лука, из которого стреляли гунны. И они, и скифы пользовались так называемым чудо-оружием степей. Когда мы, жители Запада, представляем себе лук, обычно мы имеем в виду «цельный» лук, выполненный из цельного куска дерева, — палку, которая принимает форму дуги, если ее натянуть. Степные луки были совершенно иными — начнем с того, что он и были композитными. Отдельные деревянные части образовывали раму, куда крепились другие составные части — сухожилие с внешней стороны и костяные планки внутри. При натяжении лука первое растягивалось, а вторые сжимались. Когда лук не был натянут, его плечи загибались в противоположную сторону; отсюда еще одно наименование оружия — рекурсивный лук. Дерево, сухожилие и кость склеивались самым прочным клеем, какой только можно было сварить из рыбьих костей и кожи животных; когда лук полностью высыхал, сила выстрела оказывалась ужасающей. Остатки таких луков (обычно — костяные пластинки) были обнаружены в могильниках в районе озера Балхаш, относящихся к III тысячелетию до н. э. Итак, к IV в. н. э. это оружие было далеко не новым.

Ключом к успеху гуннов, по-видимому, является одна деталь, значение которой еще не полностью осознано. И гунны, и скифы использовали композитные луки, но в то время как скифские луки имели около 80 см в длину, луки гуннов, найденные в могильниках, гораздо больше; их длина колеблется между 130 см и 160 см. Конечно, увеличение размера способствует повышению силы выстрела. Однако наибольший размер лука, которым с удобством может пользоваться кавалерист, не должен превышать 100 см. Кавалерист держал лук вертикально, прямо перед собой, и более длинный лук упирался бы в шею лошади или путался в поводьях. Но — в этом заключается ответ на наш вопрос — гунны пользовались луком асимметричной формы. Нижняя часть лука была короче верхней, и именно это позволяло использовать более длинный лук, сидя верхом на коне. Применять более длинный лук было неудобно, и из-за его асимметрии всаднику приходилось целиться особенно тщательно. Но гуннский асимметричный 130-сантиметровый лук обладал куда большей убойной силой, нежели симметричный 80-сантиметровый лук скифов: в отличие от скифского при выстреле из него стрела пробивала доспехи противника и не мешала всаднику, который к тому же держался на безопасном расстоянии от врага.

Некоторое представление о том, какие результаты имело использование рекурсивного, или рефлексивного, лука, можно получить, если проследить судьбу композитного турецкого лука, использовавшегося в начале Новой истории и в более поздние времена. Обычно эти луки имели около 100 см в длину, но были симметричны, так как делались скорее для пехоты, нежели для кавалерии. Также они изготавливались на тысячелетие позже, и это, конечно, дало о себе знать: имея ту же конструкцию, что и большие по размеру китайские и азиатские луки, они превосходили их. Вид их поначалу поразил европейцев, привыкших к «цельным» лукам. В 1753 г. лучший стрелок тех времен Гассан Ага выпустил стрелу, покрывшую расстояние 584 ярда и 1 фут (примерно 534 метров). Он был знаменитым воином, но в целом стрельба на расстояние значительно более 400 метров была обычным делом. Лук также отличался устрашающей мощью. При выстреле с расстояния 100 метров из турецкого лука стрела проходила более чем на 5 см сквозь кусок дерева толщиной 1,25 см. Учитывая асимметрию оружия, а также тот факт, что стрелки-пехотинцы могли занять устойчивую позицию в отличие от своих собратьев-кавалеристов, мы должны немного уменьшить эти цифры, пытаясь применить их к IV в. Гунны не имели стремян, однако пользовались тяжелыми деревянными седлами, на которых всадник держался с помощью ножных мышц и таким образом получал твердую платформу для стрельбы. Тем не менее гуннские конные лучники, вероятно, могли эффективно действовать против неприятелей, не защищенных доспехами — к примеру, готов, — со 150–200 метров, и против аланов, имевших доспехи, — с 75–100 метров. Этого расстояния было вполне достаточно, чтобы обеспечить гуннам колоссальное тактическое преимущество, которое, по сообщениям римских источников, они использовали полностью.

Лук не был единственным оружием гуннов. Нарушив единство вражеского строя с большого расстояния, кавалерия затем могла приблизиться, чтобы атаковать с помощью мечей; чтобы вывести из строя отдельных противников, они вдобавок использовали аркан. Есть также некоторые свидетельства, что гунны, занимавшие высокое положение, носили кольчугу. Но гвоздем их программы, если можно так выразиться, являлся рефлексивный лук. К IV в. он был настолько тщательно усовершенствован, что с его помощью можно было отразить атаку сарматских катафрактов. Гунны, как и следовало ожидать, прекрасно осознавали уникальность своего оружия, как свидетельствуют немного более поздние источники, относящиеся к V в. Историк Олимпиодор Фиванский сообщает, что около 410 г. гуннские короли гордились своим искусством стрельбы из лука (Olimpiod., fr. 19), и нет оснований полагать, что в 375 г. было иначе. В ночь, когда умер величайший из гуннов — Аттила, римскому императору Маркиану приснилось, что «некая божественная фигура стоит перед ним и показывает ему лук Аттилы, сломавшийся той ночью». Равным образом археологические источники подтверждают, что у гуннов лук символизировал высшую власть. В четырех погребениях были обнаружены остатки луков, частично или полностью заключенных в гравированные «футляры» из золотых пластин. Один представлял собой сугубый символ: всего 80 см в длину, он был покрыт таким количеством золота, что не сгибался вовсе. Остальные три имели нужную длину, и возможно, что здесь мы имеем дело с настоящим оружием с золотыми отливками. Украшенный таким образом, источник военного господства гуннов являлся мощным образом политической власти. Он также давал им возможность господствовать на западных границах Великой Евразийской степи.

Аммиан Марцеллин был прав. Именно гунны стояли за военным кризисом, который вынудил тервингов и грейтунгов двинуться на Дунай где-то в конце лета или начале осени 376 г. В этот момент усиление мощи гуннов перестало быть проблемой исключительно народов, обитавших на северных берегах Черного моря. Теперь они создавали тяжелейшую проблему для восточноримского императора Валента. Десятки тысяч снявшихся с места готов внезапно появились на его границах и искали убежища.

Громадное большинство наших источников с редкостным единодушием сообщает, что это внезапное прибытие готов — предполагаемых иммигрантов — вовсе не казалось проблемой. Напротив, Валент с радостью принял их, поскольку он усмотрел в этом наплыве людей, лишившихся насиженных мест, большие возможности. Вновь процитируем Аммиана (хотя большинство других источников сообщает то же самое): «…приняли это скорее с радостью, чем со страхом. Поднаторевшие в своем деле льстецы преувеличенно превозносили счастье императора, которое предоставляло ему совсем неожиданно столько рекрутов из отдаленнейших земель, так что он может получить непобедимое войско, соединив свои и чужие силы, и государственная казна получит огромные доходы из военной подати, которая из года в год платилась провинциями» (XXXI. 4. 4).

Итак, солдаты и золото одновременно — обычно получают лишь одно из двух. Неудивительно, что Валент был доволен.