Блюз «100 рентген» - Алексей Молокин

Сталкеры дошли до того места, где дорога делала зигзагообразный поворот. Слева, там, где в небо вздымались решетчатые лопухи антенн, за вытянутыми и разорванными прорвавшимися на территорию Радара тварями Зоны спиралями Бруно, за поваленным сетчатым забором, стреляли и кричали зло и тонко, сорванными голосами, а потом снова и снова стреляли. Потом стволы перегревались, и стрельба прекращалась, слышались только хрипы «монолитовцев» да хряск ломаемых прикладами позвоночников чернобыльских тварей. Идти туда было бы самоубийством, и сталкеры свернули направо, надеясь выйти к Припяти другой дорогой.

Сталкеры прошли вдоль железнодорожных путей, по насыпи над полузасыпанным тоннелем. Колючая проволока и здесь была смята, на этот раз обезумевшими от потери вожаков стаями слепых собак. Некоторые из тварей были еще живы и, издыхая на шипах, скулили жалобно, словно обыкновенные псы. Не растерявший еще юношеской дурости Бадбой хотел было перестрелять их из своего раритетного револьвера, чтобы не мучились, но покалеченных псов было слишком много, сталкер понял, что на всех патронов не хватит, и одумался. И правильно сделал, потому что патроны скоро понадобились, чтобы стрелять по живым собакам, и зря Берет всю дорогу до поворота посмеивался над старомодным Бадбоевым револьвером, пушка оказалась что надо — сплющивающаяся крупнокалиберная пуля рвала чернобыльского пса пополам, сажала на задницу матерого кабана-мутанта, да жаль мало было патронов — один барабан всего и остался. Но Бадбой, не обращая внимания на матерный хрип Берета, вскарабкался на сторожевую вышку, с которой свешивался обглоданный труп «монолитовца», и вернулся с ручным пулеметом Дегтярева. Вот уж воистину тощим мужчинам нравятся большие пушки и крупные женщины!

А потом они долго прятались от прорвавшихся через проволочное заграждение слепых псов в каком-то боксе. Внутри бетонного бокса стая слепых собак, направляемая лобастым чернобыльским псом-контролером, в клочья рвала матерого кровососа. Сталкеры удачно положили в три ствола почти уже загрызенного взбесившимися тварями кровососа, стаю и пса тоже положили, хотя в конце концов ручной пулемет заклинило. Тощий сталкер ткнул раскаленным стволом в пасть чернобыльского пса, и пока зверюга давилась сталью, разнес в клочья лобастую башку из своей пушки, потратив три патрона из последних шести.

Стальные ворота в бокс запирались байонетными замками, да еще удачно найденный обрезок рельса ловко лег в приваренные к стальной раме скобы, так что взять сталкеров теперь было непросто. Под самым потолком над воротами тянулся ряд узких горизонтальных вентиляционных щелей, забранных частой сеткой, да толку-то от них было — не амбразуры же! А снаружи выли и бесновались твари Чернобыля. То один, то другой слепой пес с размаху бился изъязвленным телом в стальные створки, грохотало, раздавался жалобный визг, потом все повторялось снова и снова. Сталкеры соорудили из подручного хлама что-то вроде лесов, чтобы расстрелять тварей через щели — не вечно же здесь сидеть, но это не понадобилось. К вечеру они услышали басовитое чавканье лопастей тяжелых вертолетов, слитный рев тридцатимиллиметровых пушек, а потом шипение и жирный треск, какой бывает, когда по площадям работают напалмом. Щели над воротами налились багровым жаром, потянуло бензиновой и еще черт знает какой гарью, но бокс находился в стороне от дороги, и их не задело. Потом все стихло, только страшно трещали горящие деревья и гулко лопались цистерны на железнодорожных путях — горел лес вокруг Радара, горели вагоны на дороге — горело все. Неожиданно хлынул какой-то невероятный ливень, так что в бокс устремились потоки мутной, пахнущей гарью горячей воды, а в верхние окна-амбразуры повалили клубы вонючего пара. Но и ливень кончился. Сталкеры ждали, потому что с территории Радара снова послышались выстрелы и голоса. Кто-то все-таки выжил в этом огненно-водяном аду, переждал в подземных бункерах-убежищах и теперь выполз на волю. Потом снова прилетели вертолеты, но на этот раз бомбить и стрелять не стали, а судя по звуку, приземлились и высадили десант. Через полчаса раздалось клохтание запущенного дизель-генератора, по потолку бокса заскакали синие сполохи от электросварки, и снова пришлось ждать.

Радар чинили. Наконец вертолеты снялись и улетели, а Радар снова заработал, хотя и не в полную силу, с перебоями, но заработал же! И мир в глазах стал мигать, проваливаясь в черно-белое, но они уже успели выбраться из бункера и уйти достаточно далеко, чтобы собраться с силами и бежать к реке, покуда этих самых сил хватило. Излучение Радара вновь обрушилось на дорогу к городу Припять, и чернобыльские твари снова поперли туда, куда им и полагалось переть, — на Барьер. А сталкеры пошли дальше, по железнодорожной насыпи, огибая недоступную Припять по широкой дуге, оставляя Радар слева в стороне. Вертолеты сработали аккуратно, выжгли часть леса по ту сторону дороги, там еще что-то горело чадно и жарко, залили напалмом подъездные пути к Радару, и теперь внизу, под насыпью, маячили бархатистые, словно нарочно покрашенные тепловозы, решетчатые скелеты товарных вагонов и вздутые, похожие на обугленные лопнувшие сардельки нефтяные цистерны. А на территории Радара суетились выползшие из подземных щелей «монолитовцы». Осмысленно суетились — чинили изгородь, растаскивали дымящиеся груды разнообразного мусора, оставшегося после пожара, убирали обгорелые трупы — в общем, наводили порядок. На бархатных от копоти стальных вышках с прогоревшими настилами снова появились снайперы и пулеметчики. Радар восстанавливался с пугающей скоростью.

И тогда сталкеры поняли, что назад дороги нет, а значит, надо идти вперед, они пошли и шли, пока слева в сизом мареве вечного дождя снова не открылась шершавая от пепла река Припять. Но и на Припять дороги не было, и трое вооруженных, усталых уже до безразличия людей спустились в неглубокую лощину, по дну которой добрались до щитовых металлических ворот с жизнерадостными гипсовыми, крашенными серебрянкой пионером и пионеркой, салютующими Зоне с невысоких бетонных постаментов.

— А ну стоять, уроды! — раздался чей-то полузнакомый голос из-за крашенной той же серебрянкой ограды. — Стоять, песьи дети! А ну-ка валите отсюда, пока целы! Кому я сказал, живо!

В подтверждение этих слов за забором отчетливо хлопнуло, и у ног идущего впереди Берета недвусмысленно взметнулся фонтанчик песка.

— Пойдете дальше — стану бить на поражение, — предупредил тот же голос. — Сначала по предплечьям, потом по коленям. Назад, говорю, черти чернобыльские! Нельзя сюда, сдохнете ни за что! Гиблое это место!

Сталкеры остановились. Точнее, остановились Берет с Мобилой, а вот недисциплинированный Бадбой отвалил куда-то в сторону и, как полагается истинному черту чернобыльскому, сгинул.

Между тем невидимый стрелок, не жалея патронов, прочертил перед сталкерами пунктир, который, по его мнению, переступать ни в коем случае не следовало.

— Из «винтореза» стреляет, — прокомментировал Мобила. — И, надо сказать, довольно метко.

— А голосок-то я этот уже где-то слышал, в детстве что ли? — спросил сам себя Берет. — И звук выстрела какой-то уж больно знакомый. Тебе не кажется, Мобила?

— Факт, — подтвердил Мобила. — Голосок тот еще, раз услышишь — до самой смерти не забудешь. Сдается мне, что старина Бей-Болт это собственной персоной. Только странный какой-то он нынче. Может, траванулся чем, а может, просто маразм у него, в конце концов, он уже старенький. Я слыхал, он после того, как банду наемников на очистных сооружениях в одиночку кончил, так сразу в отшельники и подался. Вот и отшельничает себе, замаливает грехи на всю катушку. Озверел, поди, без человеческого-то общества, а может быть, просто крыша поехала. Спасать надо учителя.