Петербург 2018. Дети закрытого города - Мария Чурсина

Вета ощутила на своей спине тяжелый взгляд здания из белого кирпича. Школа. Уехать можно куда угодно, но взгляд раззявленных окон все равно останется за левым плечом.

– Если бы могло быть еще хуже, я бы сказала так. Но все по-прежнему. Лилия корчится, от меня шарахаются ученики. Я вчера собиралась все решить одним разговором, а сегодня я не знаю, о чем с ними говорить.

– Они придут?

Вета дернула плечом.

– Не знаю. Я сказала каждому. Почти что лично. Послушай. – Она резко обернулась к Антону. – Ведь нельзя вот так просто закрыть глаза! Сначала Игорь, теперь Рония. Еще ребенок в прошлом году! Может, были еще? Не могут вот так просто мереть дети из одного класса. Из одного класса одной-единственной школы во всем городе. Так не бывает.

– Не бывает, – легко согласился Антон. Так легко, как может согласиться человек, который час назад только что головой не бился о стену, пытаясь ответить на тот же самый вопрос, и не ответил. – Но что тут можно сделать? Эксперты уже дали заключение – Рония все сделала сама. Игорь… на счет него история мутная, но тоже без особых вариантов. Убийцу нашли и, конечно, будут судить.

Она замерла, немного не дойдя до перекрестка, и идущий сзади мужчина больно толкнул Вету плечом.

– Я не могу понять, – сказала она. – Есть что-то очень важное, а я никак не могу понять, что.

Закашлялся старый репродуктор у остановки. По таким иногда разговаривало внутригородское радио, передавали по утрам бодрые песенки, но не часто. Или Вета просто не замечала.

– Внимание, граждане объединенного государства, жители города. Сегодня утром в генеральном штабе было решено повторить испытания на полигоне за городом. Просим вас сохранять спокойствие.

Вета смотрела по сторонам, и ей казалось, что все замерли в напряженном ожидании. Сильный мужской голос. Кто это, интересно? Какой-нибудь офицер самого высокого звания или мэр города? Они все понимали больше нее – все, совершенно точно.

– Что это? – спросила она.

Антон тоже слушал, приподняв голову. В сером небе варились серые кучевые облака.

– Мы держим ситуацию в руках. Все пройдет в условиях строжайшего контроля. Услышав сигнал тревоги, пожалуйста, без паники спускайтесь в убежища.

Слова эхом разносились над городом. Она кожей ощущала, как они несутся, отталкиваясь от стен, как шепчут из каждого включенного «для фона» радиоприемника. На ветках молчали птицы – тоже слушали, драматично задрав к небу головки с крепкими клювами.

– Просим вас с пониманием отнестись к ужесточенному режиму. Въезд и выезд из города без особого приказа маршала запрещен для всех.

– Это что? – спросила Вета, ощутив вдруг болезненные спазмы в животе. Почему ее больше всего расстроил запрет на выезд? Или, можно подумать, она раньше о нем не знала.

Антон пожал плечами, даже равнодушно так, обыденно.

– Это то, о чем я тебя предупреждал.

Она вспомнила ночь и сон о реве самолетных турбин. Посмотрела в чистое небо и не могла понять чего-то очень важного.

– Я надеялся, что все уляжется. Ты не бойся. У нас так бывает.

Город разом ожил – к остановке подрулили автобус, зашуршали шаги и листья под шагами. Захрипела из репродукторов бессловесная музыка. Именно такую и хотелось Вете прямо сейчас. И чтобы все замолчали. Навсегда.

Еще хотелось нервно рассмеяться, чтобы все увидели – ее не волнует. В небе по-прежнему не было птиц.

Она думала, все должно измениться в один миг, но некоторые двери классов были приоткрыты, и оттуда доносились размеренные голоса учителей. Спокойные, выверенные, как под линейку, отштукатуренные казенными интонациями. Поскрипывал только что вымытый паркет у Веты под каблуками. Она снова долго мучилась с замком.

За окном лениво перешептывались клены. Вета села за учительский стол, не снимая плащ. Она не закрыла окна, и Роза не потрудилась, а только собралась, чисто вытерла свою половину стола и ушла. Было холодно.

– Это какой-то странный город, – сказала безглазому манекену – он был согласен, только кивнуть не мог. Кишечник почти вываливался из вскрытого гипсового живота, попробуй покивай в таком состоянии. – Этому городу сказали, что опять испытания, а он… это какой-то странный город.

Если бы манекен мог, он бы покачал головой, несомненно. Вета очень боялась секунды, когда зазвенит звонок, и начнется перемена. Ведь тогда до ее встречи с восьмым «А» останется всего десяток скользких минут – ходить вдоль стен и переставлять цветы. И они придут – сейчас Вета была даже уверена в этом.

Все девятеро. Она вспомнила, какие места будут пустовать, и прикрыла глаза. Девять. Сколько же их было раньше? То есть гораздо раньше, задолго до ее приезда? В старом журнале вычеркнуто две фамилии, одна из них – фамилия Жаннетты. И как только Вета сразу не заметила? Две девочки: одна, о которой говорил Антон. И вторая – дочка Жаннетты. Что произошло тогда – переехали в другой район, может? Ну да, хочется верить в добрые сказки. Сын Жаннетты сказал, что у него погибла сестра.

Рассмеяться бы этим мерзким мыслям или спросить Жаннетту, но Жаннетта больше не ответит. И Лилия. Никто не ответит.

Вета вспомнила то важное, которое хотела выловить в собственных смутных размышлениях. В стопке контрольных работ не было листочка, подписанного Русланой. Попытаться бы его найти – и полюбоваться на круглобокую пятерку, – но его там не было. Руслана ведь только в этом году перешла в самую престижную школу города.

И теперь Вета знала, кто написал ей записку и бросил в почтовый ящик, сунув в самодельный конверт с проступающим на швах клеем.

Она закрывала окна и увидела их, как обычно примостившихся на низенькой ограде клумбы. Они тоже увидели Вету. Кто-то, должно быть, заметил первым и сказал остальным. Девять пар глаз – Вета пересчитала.

Она постояла секунду, раздумывая, что сделать. Кивнуть, может, или махнуть им рукой? И шагнула назад. Вернула на подоконник растрепанную традесканцию, как будто построила баррикаду.

«Пришли все-таки, – кольнуло вдруг. – Значит, им правда интересно, что я смогу сказать. Или просто некуда больше деваться».

Вета не верила, что они признали за ней авторитет учителя и поэтому не смогли ослушаться. Такие не признают. Обыденное занятие – фиалка, еще одна – совсем уже сухая – отправились к традесканции. Руки подрагивали. На этом уроке не спрячешься за сухими фразами из учебника.

Во вторую смену школа не шумела даже на переменах. Так, шелестела голосами в коридорах и стуком шагов по бетонным лестницам. Родители забирали притихших первоклашек из продленки, и в спортзале кто-то лупил мячом по оконным сеткам. Просто вечер, вторая смена. И еще три урока биологии. Вета замерла, прикрыв глаза, оперевшись руками на спинку учительского стула.