Семья - Лесли Уоллер

А он целовал ее живот и пупок, его руки были под ней, каждая охватывала ягодицу. Потом она почувствовала мягкие прикосновения его губ внизу живота, потом еще ниже. Вначале она попыталась высвободиться, но потом замерла.

Ее залило ужасное чувство стыда. Достаточно ли тщательно она вымылась сегодня утром? Какая ему радость от этого? Она не могла понять. Ее мозг не мог, казалось…

Неожиданно острые, бурные волны словно накатили на нее изнутри. Она почувствовала, как что-то необычное происходит в ее лоне.

— Да? — спросил он ее.

— Да! Да!

Эдис почувствовала, как он с ужасной силой погрузился в нее. Она вытянула в темноте руки и охватила его длинное, стройное тело, притянула его к себе, прижала его к своим грудям. Ее ноги обвили его ноги. Она могла чувствовать, как его твердый, мускулистый торс опускается над ней. И она сжимала изо всех сил обеими ладонями его спину. Она слышала его отрывистое дыхание. Она услышала еще чье-то дыхание и осознала, что это она хватает воздух ртом.

Эдис слышала собственные стоны так, словно это стонала какая-то другая женщина, как одна из тех женщин в родильной палате, которых она слышала, ожидая рождения своих собственных детей. Теперь она что-то говорила Кимберли, но не могла разобрать слов, только их настойчивость…

Перед ее глазами завертелись какие-то огненные круги. Она почувствовала, как внутри ее распахивается гигантская пропасть, бездонная бесконечность, в которой сверкают звезды и завывают ветры. Вся нижняя часть ее тела, казалось, была охвачена спазмом оранжевого жара.

Она услышала животное рычание ненасытного вожделения. Ее зубы впились в плечо Кимберли. Его кожа имела слабый и соленый вкус, как мексиканская водка «текила».

«Линкольн» пробивался сквозь обычный густой поток пешеходов, который начинал заполнять улицы финансовой части Нью-Йорка после того, как завершались торги.

Последние лучи мартовского солнца слабо освещали узкие улицы, а потом и вовсе исчезли, когда темно-серый лимузин повернул к северу в сторону Ист-Ривер-Драйв.

Вудс Палмер сидел на заднем сиденье своего автомобиля, слева, рядом с ним, было достаточно места для них обоих — Билла Элстона и Донелли Элдера. Но Билл выбрал для себя одно из откидных сидений и оседлал его так, чтобы смотреть назад. Донни же предпочел дальний правый угол. Похоже, заметил себе Палмер, никто из них не хотел находиться рядом с ним после той взбучки, что он задал им за обедом.

— Ладно, — произнес он совершенно будничным тоном, словно обсуждал эту тему беспрерывно всю прошедшую неделю, а теперь просто высказывал последнее дополнительное соображение. — Я полагаю, это снижает предлагаемую нами цену за Народный банк.

Две пары молодых глаз впились в Палмера.

— Мы же уже назвали нашу окончательную цену, — спокойно сказал Донни Элдер.

Палмер дал этим словам медленно раствориться в шуме уличного движения. Потом повторил:

— Окончательную?

В этой фразе слышался легкий британский налет, словно ее произнес сварливый, дородный пожилой мужчина с шарфом на шее, сидящий в кафе и курящий длинную глиняную трубку.

— Извините, сэр, это так.

— А что такое окончательная цена?

Всегда уравновешенный, Донни обычно очень скрупулезно относился к определениям, и сейчас Палмер почти готов был услышать от него: «О Господи, Палмер, если вы не знаете, что означает окончательная цена, то, значит, вы этого никогда не понимали».

Вместо этого Донни собрался и медленно, почти мрачно, словно торжественно повторяя заповедь, произнес:

— Окончательная цена — та цена, которую назначает ЮБТК.

Палмер усмехнулся, но улыбка вышла безрадостной.

— И уже ничего нельзя изменить при желании, — заключил он.

— Мне не хочется даже думать об этом, — быстро сказал Донни.

Так быстро, подметил Палмер, что даже забыл употребить сослагательное наклонение.

— А я подумаю, — сказал Палмер, — нет, в самом деле, я так и сделаю. Я верю, что первый и почти единственный долг бизнесмена, это купить дешево и продать дорого. Если я могу найти способ снизить цену, по которой покупаю, то должен воспользоваться им. Потому что как банкир я, кроме всего прочего, — эталон бизнесмена, можно сказать, прототип такового. Ясно?

Донни сидел молча, не сознавая, какого дурака он свалял, а может, скорее, это его окружение и подготовка подвели его.

— Вы предлагаете, чтобы мы отозвали наше первоначальное предложение Народному банку? — спросил Билл Элстон.

— Это порченый товар, — сказал Палмер, — его представляют безупречным, а на поверку это не так.

Элстон пожал плечами.

— Что ж с того? У всех маленьких пригородных банков есть свой скелет в шкафу.[80]С другой стороны, почему они так хотят, чтобы их купили?

— Стоит поразмыслить, — согласился Палмер. Он наблюдал, как большой «линкольн» проскользнул между несколькими машинами, обогнав их по чужой полосе, и устремился дальше на север. Он глядел на ряды больничных зданий, протянувшихся сразу за Питер-Купер-Виллидж, — старых и новых, грязных и шикарных. Он пытался думать о том, что скрывается там, внутри, — от больных белой горячкой до безнадежных раковых, но его мысли никак не могли оторваться от проблемы, заботившей его.

Он не знал, какую именно проблему сейчас решает: покупку Народного банка или натаскивание двух неправильно подготовленных молодых людей, которым, по совершенно различным причинам, не хватало профессионализма.

— Настоящая проблема, — сказал он, — заключается не в том, как много мелких банков что-то скрывают, а в том, должны мы или не должны придерживаться нашей первоначальной цены в конкретном случае. У меня, к примеру, есть ощущение, что Фелпс достаточно потрясен, чтобы принять любую разумную цену, даже на миллион долларов ниже нашего первоначального предложения. Но чем дольше мы оставляем его наедине с самим собой, чем дольше мы не загоняем его в угол, тем больше стойкости он набирается от своих коллег. Особенно от молодого Фискетти. Кажется, он выступает в качестве связующего звена.

Элстон нахмурился.

— Я решил, что вы приглянулись друг другу. Он растаял при одном только упоминании этой футбольной игры — сухопутчики против моряков. Между прочим, кто снабдил вас этой информацией? В нашем досье ее нет.

— Никто меня ничем не снабжал. Мне довелось наблюдать, как он играл.

Донни выглянул в окно.

— Забавно, что он играл за Армию. Забавно, что он играл в такую спортивную игру вообще. Он слишком смазливенький, чтобы ввязываться в разного рода заварушки, а его происхождение слишком подозрительно, чтобы его в принципе приняли в армии как своего.