Аня и Дом Мечты - Люси Мод Монтгомери

— Мне до смерти надоели эти разговоры про Роду Аллонби! — воскликнула Аня. Это было в высшей степени несправедливо и нехорошо по отношению к Гилберту, поскольку сам он ни разу не упоминал о миссис Аллонби с того дня, когда рассказал Ане о своем успехе. И на него никак нельзя было возложить вину за то, что другие не уставали обсуждать этот случай.

Гилберт почувствовал себя уязвленным.

— Я не ожидал, что ты так отнесешься к этому, — сказал он немного холодно, встал и направился к двери своего кабинета. Впервые в жизни они были близки к ссоре.

Но Аня тут же бросилась за ним и потянула его обратно к камину.

— Ну-ну, Гилберт ты не удалишься в гневе. Сядь здесь, и я принесу тебе свои глу-у-убо-чайшие извинения. Мне, конечно же, не следовало говорить так. Но… если бы ты знал… — Аня остановилась как раз вовремя. Она чуть было не выдала Гилберту секрет Лесли. — Если бы ты знал, что чувствует женщина в подобном случае, — неуклюже закончила она начатую фразу.

— Я думаю, что знаю это. Я постарался взглянуть на дело со всех точек зрения и пришел к заключению, что мой долг — высказать Лесли мое мнение о возможности возвратить Дику рассудок. На этом мои обязанности заканчиваются. Ей решать, что она будет делать.

— На мой взгляд, ты не вправе возлагать на нее такую ответственность. Ей и без того нелегко. Она бедна — где она возьмет средства на дорогостоящую операцию?

— Это ей решать, — упрямо возразил Гилберт.

— Ты думаешь, что Дика можно излечить. Но уверен ли ты в этом?

— Конечно, нет. Никто не мог бы сказать это однозначно. Возможно, поврежден сам головной мозг, и последствия этих повреждений необратимы. Но если, как я предполагаю, потеря памяти и утрата умственных способностей вызваны лишь нажимом на мозговые центры определенных вдавленных частей черепа, то он может быть излечен.

— Однако это только предположение! — упорствовала Аня. — Допустим, ты говоришь все это Лесли и она решает, что следует сделать Дику операцию. Это будет стоить немалых денег. Ей придется либо взять в долг крупную сумму, либо продать ее маленькую ферму. Положим, операция окажется неудачной, и Дик останется таким же, какой он сейчас. Как она сможет выплатить долг или заработать на жизнь себе и этому больному беспомощному существу, если ферма будет продана?

— Я знаю… я знаю. Но мой долг — сказать ей. Я не могу отказаться от этого убеждения.

— О, мне известно упрямство Блайтов, — простонала Аня. — Но не бери ответственность за такое важное решение исключительно на себя. Посоветуйся с доктором Дейвом.

— Я уже советовался с ним, — неохотно признался Гилберт.

— И что он сказал?

— Если обобщить… примерно то же, что и ты: оставь все как есть. Боюсь, он не только предубежден против «новомодной хирургии», но и разделяет твою точку зрения: не делай этого — ради Лесли.

— Ну вот! — с торжеством воскликнула Аня. — Я убеждена, Гилберт, что тебе следует руководствоваться мнением человека, которому почти восемьдесят лет и который немало повидал на своем веку и сам спас десятки жизней, — конечно же, его мнение должно иметь куда больший вес, чем мнение того, кто, по сути дела, совсем еще мальчишка.

— Спасибо.

— Не смейся. Все это слишком серьезно.

— Именно это я и подчеркиваю. Дело действительно серьезное. Перед нами беспомощный человек, обуза для других. Есть возможность возвратить ему рассудок и снова сделать его полезным…

— Чрезвычайно много пользы было от него прежде! — вставила Аня, сопровождая свои слова уничтожающим взглядом.

— Он может получить шанс выйти в люди и исправить ошибки прошлого. Его жена не знает об этом. Я знаю. Именно поэтому мой долг — сказать ей, что имеется такая возможность. Это, по существу, и есть мое решение.

— Не называй пока это решением, Гилберт. Посоветуйся с кем-нибудь еще. Спроси капитана Джима, что он об этом думает.

— Хорошо. Но я не обещаю руководствоваться его мнением. Здесь тот случай, когда человек должен принимать решение сам. Моя совесть никогда не была бы спокойна, если бы я продолжал молчать об этом.

— О, твоя совесть! — снова застонала Аня. — Я полагаю, у дяди Дейва тоже есть совесть, разве не так?

— Да. Но я не блюститель его совести. Полно, Аня, если бы это не касалось Лесли — если бы это был чисто абстрактный пример, — ты согласилась бы со мной. Ты знаешь, что согласилась бы.

— Нет, не согласилась бы, — торжественно заявила Аня, стараясь сама поверить в это. — Ты можешь доказывать свою правоту хоть до утра, но тебе не удастся убедить меня в ней. Спроси-ка у мисс Корнелии, что она об этом думает.

— Ты чувствуешь, что терпишь поражение, Аня, если тебе приходится подтягивать в качестве подкрепления мисс Корнелию. Она скажет: «Чего же еще ожидать от мужчины?» — и будет рвать и метать. Это не имеет значения. He мисс Корнелии решать, что делать. Решать должна только Лесли.

— Ты отлично знаешь, каким будет ее решение, — сказала Аня почти со слезами. — У нее тоже идеальные представления о долге. Не понимаю, как ты можешь брать на себя такую ответственность. Я не смогла бы.

Прав тот, кто выбрал путь прямой

И все последствия презрел[41], —

процитировал Гилберт.

— О, ты думаешь, что две строчки из стихотворения — убедительный аргумент, — саркастически заметила Аня. — Это так по-мужски.

Тут она невольно рассмеялась. Ее слова звучали как эхо любимой фразы мисс Корнелии.

— Что ж, если Теннисон для тебя не авторитет, быть может, ты поверишь словам Того, кто несравнимо более Велик, — сказал Гилберт серьезно. — «И познаете истину, и истина сделает вас свободными»[42]. Я верю в это, Аня, всей душой. Это самый важный и самый замечательный стих в Библии — да и во всей литературе — и самый правильный, если существуют разные степени правильности. Первейший долг человека — говорить правду, как он видит ее и как он ее понимает.

— В данном случае истина не сделает Лесли свободной, — вздохнула Аня. — Дело, вероятно, кончится тем, что она окажется в еще более жестокой кабале. Ах, Гилберт, я не могу поверить, что ты прав.

Неожиданно вспыхнувшая в Глене и в рыбачьей деревушке эпидемия гриппа заставила Гилберта очень напряженно работать на протяжении следующих двух недель, так что у него не было времени, чтобы, как он обещал, сходить к капитану Джиму и поговорить с ним. Аня надеялась вопреки всему, что он отказался от своих намерений в отношении Дика Мура, и, решив не будить лиха, ничего больше не говорила на эту тему. Но думала она об этом непрерывно.