Заложницы вождя - Анатолий Баюканский

— Какой еще Борис? — нахмурился Каримов.

— Вон, в углу! — Эльза показала пальцем в глубь камеры.

— До чего довели девчонку! — совсем не зло буркнул начальник. — Галлюцинации появились. Ну, хватит, ведите ее в мою машину!

О, мой Бог! Пусть отсохнет язык у того, кто сказал, что в нашей треклятой жизни не бывает чудес! Эльза увидела чудо собственными глазами. В автомашине Каримов, как заботливый отец, набросил на ее плечи теплую шубу из овчинного меха, заставил выпить глоток крепкого вина из фляжки, отчего по всему телу девушки разлилась приятная истома и вовсе улетучился страх.

Они долго ехали по темным улицам заводского поселка, пересекали железнодорожные пути. Машина Каримова не останавливалась даже перед закрытыми шлагбаумами. Завидев черную «эмку», стрелочники на несколько секунд приподнимали полосатый шлагбаум, и авто проскакивало под ним. Наконец, машина затормозила возле высокого темного дома, на самом краю незнакомой улицы. Каримов выбрался из машины первым, отворил вторую дверцу, пригласил девушку выйти. Отпер калитку, провел ее мимо черных оголенных деревьев к парадному подъезду дома. Вскоре они очутились в просторном коридоре, напоминающем старинный музей. Вдоль стен чучела диких коз, сайгаков, оленьи головы с ветвистыми рогами. Эльза в жизни не видела медведей, а тут испуганно замерла: оскалив белые клыки, чуть приподняв башку от пола, на нее взирал огромный медведище. Ей показалось, что, увидев незваную гостью, зверь ожил.

Каримов включил дополнительный свет в дальнем конце коридора, и Эльза поразилась обилию охотничьих трофеев, которые тянулись до следующих дверей.

— Кто застрелил этих зверей? — вежливо спросила Эльза, постепенно оттаивая душой. Понимала: для приличия надобно поддержать разговор, осознавала, что нельзя быть бесчувственной куклой, хоть как-то преисполниться благодарности к Каримову — оказывается, большой сибирский начальник не такой уж грубиян.

— Тебе нравятся мои скромные трофеи? — Явно польщенный хозяин растянул в улыбке тонкие губы, гордость буквально распирала его. — Снежного барса, вон того, пятнистого, я подстрелил еще в далекой молодости, охотясь на высокогорном Памире. Представляешь, трое суток в одиночку за хищником раненым гонялся, пока не добил, два раза в пропасть срывался. Красивый зверюшка, правда?

— Красивый и очень страшный. — Эльза осмелилась и дотронулась пальцем до пасти барса.

— А это — башка козла, в учебниках его почему-то называют туром, козел живет в труднодоступных для человека местах, в ущельях, между камнями, он совсем не чувствует высоты.

Эльза распахнула фуфайку, ей стало жарко. В коридоре было тепло, но лицо горело от присутствия непонятного, то очень страшного, то вдруг заботливого человека.

— Признаюсь, мне по душе твоя заинтересованность. Клянусь матерью! Ты не похожа на иных, на других.

— Каких других?

— Единицы людей в мире видели на воле красного волка, — сменил тему разговора Каримов, — а я… стрелять красных волков запретили еще до войны. — Хищное выражение появилось на лице Каримова, у самого по-волчьи засветились яркой желтизной глаза. — А все, что запрещено, меня влечет, это — моя слабость. — Каримов мельком взглянув на часы, заторопился. — О, плохому игроку всегда недостает козырного туза, — загадочно проговорил Каримов. — Ну, мне пора на службу. А ты, милая Эльза, располагайся в моих скромных апартаментах, отдыхай, будто ты — дочь иранского шаха. Я скоро вернусь, и мы устроим маленький сабантуй. — Бережно коснулся ее плечика. — Пожалуйста, не стесняйся. Запомни: Каримов — великий труженик, но он щедро вознагражден, сын бедняка- декханина живет не хуже хана. Все вокруг отныне принадлежит тебе.

— Что вы такое говорите, гражданин начальник? — Эльза незаметно для Каримова осторожно ущипнула себя: не спит ли? Или уже начались ночные видения? Нет, она твердо стоит на земле в окружении охотничьих трофеев хозяина.

— Ты видишь белый шкаф? — Каримов привычно выпятил нижнюю губу. — Этот шкаф не простой, а холодильный, прислан нам из Америки. В нем продукты не портятся.

— У нас, в Поволжье, все продукты хранились в погребах. — Эльза из последних сил старалась держаться бодро, боялась показать хозяину, что просто не в состоянии понять происходящего. Почему столь большой начальник, под рукой которого десятки тысяч людей, вся ВОХРа, самолично приехал в дежурную часть, освободил ее из камеры, из темницы привез не в барак, а в этот богатый таинственный дом? Как на ее появление посмотрит жена хозяина? Наверное, сейчас ссыльные женщины гадают, куда она могла деться. Капитан Кушак, человек в наушниках, это уж точно, сообщил начальству: «Сбежала Эльза Эренрайх!»

— Ты меня совсем не слушаешь? — Капризный голос Каримова вернул девушку к действительности. — Во всей Сибири холодильные шкафчики есть только у трех человек. — Каримов невольно напыжился, привстал на носках.

— Вы в Сибири — третий после Аллаха! — невольно вырвалось у Эльзы. И она замерла, ожидая гнева хозяина. Эту поговорку он употребил во время своего знакомства с колонной ссыльных. Однажды про нее сказал и Борис.

— Ты помнишь любимую поговорку? — вскинулся Каримов. — Очень приятная неожиданность. А почему ты ее запомнила? — Он переступил с ноги на ногу, шинель так и осталась висеть на одном плече. — Если рассуждать логично, «твой глаз упал на Каримова». И правильно. Мудрые учат: «Добро порождает добро». — Каримов провел обеими ладонями по щекам, сверху вниз, будто воздавая хвалу высшим силам. Потом надел шинель, застегнул крючки. — Бери любую еду в шкафу, кушай, пей, потом… бай-бай. В большой комнате увидишь две кровати, ты ложись на малой кровати, там перина пуховая, тоже американская. А меня заждались, служба. Каримов махнул Эльзе перчаткой из черной блестящей кожи, вышел, захлопнув за собой дверь…

Эльза осталась одна в коридоре. Посидела на табурете, со страхом и благоговением разглядывала лепнину на потолке, нежно-голубые обои. Поначалу все в девушке было обострено, но на смену возбуждению пришло отупение. Слишком резким оказался переход от тьмы к свету. «Уж не приснилось ли мне все это?» — подумала Эльза. Нет, мирно тикали часы в коричневом дубовом футляре, призывно белела дверь, ведущая в кухню. Немного освоясь, Эльза почувствовала сильный голод. Осмелела, осторожно вошла в чисто прибранную кухню, дотронулась до полированного стола, потом прошла к холодильному шкафу. На красной медной ручке четко выделялись буквы на английском языке. Долго не решалась потянуть ручку на себя, в конце концов голод пересилил страх. Да и она опасалась подвоха. Здесь, в Сибири, все ей казалось призрачным, обманчивым, казалось бы, очевидные события вдруг оборачивались совсем неожиданной стороной, зло и добро как бы соревновались друг с другом, и — Эльза Эренрайх находилась в центре этого странного круговорота.

«Хозяин ведь разрешил мне поесть, — успокаивала себя, — ничего не произойдет страшного, если я возьму кусочек хлеба, вскипячу чай». Собравшись с духом, она потянула на себя ручку дверцы холодильного ящика и… застыла в изумлении. Одинаковые розовые пакетики стояли на полках ровными рядочками. Эльза с опаской взяла один пакетик, развернула его. Боже мой! Перед ней лежала нарезанная ровными ломтиками красная рыба. Когда-то отец ловил на Волге осетров. Вечером вся семья угощалась необыкновенно вкусной ухой, но красной рыбы видеть ей не доводилось. Все, что она видела, никак не укладывалось в сознание, мало походило на реальность. Шла страшная война, от холода пухли люди, мерли, как осенние мухи, вырывали друг у друга кусок хлеба, дрались за каждую мороженую картофелину, а холодильный шкаф в доме Каримова буквально ломился от пакетов с колбасой, рыбой, копченой телятиной, здесь же зазывно, маняще яркими наклейками, стояли консервные банки. Эльза сглотнула слюну. Чувствовала, как силы покидают ее, подумала: «если сейчас, сию минуту она не съест хоть кусочек хлеба, потеряет сознание. Очень осторожно, авось хозяин не заметит, отщипнула отслоившийся от окорока жирок, давясь, проглотила, и чтобы избавиться от искуса, стала лихорадочно заталкивать продукты в холодильный шкаф, захлопнула податливую дверцу и обессиленно откинулась спиной к стене…