Терминатор из глубинки - Виктор Степанычев

– А если что-то срочное? Как сообщите? – спросил Вадим.

– Пейджер возьмешь. Нужно будет, выдернем. Звук отключишь, чтобы лишнего писка для прослушки не производить, будешь изредка поглядывать на экран. А уж ежели совсем критическое положение сложится, из соседней, квартиры тебя наши сидельцы достанут...

Ольга нажала кнопку звонка и отступила на шаг от двери, обтянутой черным блестящим дерматином. Тихий, едва слышимый голос, в котором Вадим с трудом определил знакомые нотки, безразлично осведомился, кто явился в гости. Ольга сообщила, что это опять беспокоит соседка.

Негромко щелкнул замок, дверь отворилась, и Вадим встретился глазами с Надеждой. Они молча, не отрываясь, смотрели друг на друга и не обращали внимания на Ольгу, тараторившую в соответствии с легендой про уксус, маринование, соление и варение, справлявшуюся о здоровье и, не дождавшись ответа, начавшую рассказывать о своих и чужих болячках. В общем, звучала обычная и обыденная белиберда, присущая общению соседок. Ольга играла роль качественно. Жаль только, что присутствующие, погруженные в безмолвный и горький диалог, никак не хотели оценить ее таланта:

– Почему ты оставил меня одну с моей бедой?

– Я не оставил, я пришел...

– Тебя не было рядом, когда это случилось.

– Извини... Я возвратился и буду с тобой всегда.

– Мне больно и горько, мне страшно!

– Не бойся, я защищаю тебя, я найду твою дочь.

– Спаси меня! Спаси мою душу, верни мне самое дорогое, вытащи из трясины небытия. Я не живу, не существую без моего ребенка – частицы моих плоти и сознания. Я погибаю!

– Я спасу тебя!

Вадим почти физически, кожей и нервами, ощущал боль и горечь, тугими волнами исходившие от Надежды, надломленной своим несчастьем, и накатывающие на него. Отстранив рукой оперативницу, он шагнул через порог в прихожую. Ольга напоследок быстро забормотала, что уже заговорила соседку и сама заговорилась, и у нее на плите суп кипит, пожелала Надежде побыстрее выздороветь и ретировалась, аккуратно притворив щелкнувшую замком дверь, про которую ни Надежда, ни Вадим так и не вспомнили.

Они застыли, обнявшись, крепко прижавшись друг к другу. Вадим почувствовал, как тонкие плечи Надежды неудержимо и мелко дрожали. Он провел ладонью по щеке женщины и ощутил обильную влагу – долго сдерживаемые слезы хлынули из ее глаз. Остановилось время, и пространство всего мира сузилось до ширины крохотной прихожей, вся суета бытия растворилась в этих слезах. Плакала любимая женщина. Вадим, может, только сейчас до конца понял, как дорога ему Надежда и что он не может существовать без этих рук, судорожно охвативших его, без влажных глаз, губ, прильнувших к его губам.

Вадим поднял ее, занес в темную комнату и, рассмотрев в свете ночника диван у стены, опустил на него драгоценную ношу. Они, не шевелясь, не произнося ни слова – не из-за того, что боялись подслушивающих «жучков», просто сейчас это им было не нужно, не лаская друг друга, сидели, застыв в объятиях, и крохотные секунды, превращаясь в минуты и часы, текли мимо мужчины и женщины, наконец-то встретившихся в этой огромной и безумной вселенной.

Он не помнил, как заснул, и был ли это сон или бред. То проваливаясь в небытие, то на короткое мгновение приходя в себя, Вадим ощущал на своих плечах невесомые руки Надежды, которые неожиданно превращались в ласковые руки его мамы. Он чувствовал на своих губах ее дыхание, и это было мягкое дуновение ветра из окна той далекой комнаты его детства. Едва слышимые удары сердца будили гулкими раскатами первого весеннего грома, а наплывающий и уходящий сумрак превращался в нежные касания теплых материнских ладоней, успокаивающих его перед сном. Все вокруг было простым, вечным: мама, дом, любовь и доброта, окружающие его. Это было недавно – это было давно!..

Короткий и резкий, сразу же оборвавшийся звук выдернул Вадима из забытья. Он открыл глаза и сбросил с себя остатки сна, мягкое тепло колыбельной, разнеженность и спокойствие того ребенка, которого давно уже нет. Взгляд упал на телефон, стоящий на журнальном столике. Точно, это звонок – где-то набрали номер и, дождавшись соединения, положили трубку. А может, случайный сбой ячеек? Проверка? Или ему подают сигнал?

Осторожно сняв с себя безвольные руки спящей Надежды, он привстал с дивана и, стараясь не разбудить, бережно уложил женщину на покрывало, подложив под голову маленькую подушечку-думку. Не просыпаясь, она чуть повернулась, устраиваясь поудобнее, и затихла. Вадим достал из нагрудного кармана пейджер, нажал на кнопку и в тусклых лучах ночника прочитал короткое послание:

«Выезжай, ждем. Машина у подъезда. Сергей».

Он глянул на часы – пятнадцать минут пятого. В комнате было темно от задернутых плотных штор, но сквозь узкие щели уже пробивался неяркий свет раннего утра. Вадим оглянулся на Надежду. Она лежала, свернувшись клубком, совершенно по-детски беззащитная и слабая. И на лице даже во сне была отчетливо видна печаль постигшего ее несчастья. Взяв с кресла плед, он укрыл им Надежду. Еще раз взглянув на измученное лицо любимой, словно запоминая его Вадим шагнул к двери.

Он уже коснулся пальцами замка, как взгляд его упал на цветную обложку миниатюрного альбома-кляссера, лежащего на тумбочке. Вадим не удержался и раскрыл его. На первой фотографии радостно смеющаяся Надежда обнимала худенькую улыбающуюся девочку с большим белым бантом на голове. Не требовалось навыков физиономиста, чтобы определить, что это мать и дочь – так они были похожи. Лицо счастливой женщины и лицо ребенка – уменьшенной копии. Две капельки одной жизни, разлетевшиеся от злого порыва ветра...

Аккуратно, почти беззвучно защелкнув замок, он вышел на лестничную площадку. Соседняя дверь немедленно приоткрылась. Из нее выглянула поджидавшая его Ольга и передала ему легкую, но объемистую сумку.

– А я уже хотела с холодной водой идти, отливать от сна. Сообщение послали еще двадцать минут назад, а от тебя – ни слуху ни духу. Пришлось звякнуть по телефону.

– Задремал малость. Что случилось? Есть какие-то новости?

– Да, передали, что пошли аналитические наработки. Я иду с тобой для прикрытия, а Иван с Георгием пока остаются здесь до девяти часов.

– Почему только до девяти? А дальше?

– Не знаю, передали, что все подробности сообщат на месте.

– А что в сумке?

– Да это так, только для вида.

Она притворила за собой дверь и, подхватив Вадима под руку, повлекла вниз по лестнице. На улице в этот ранний рассветный час было тихо и совсем пустынно. Машина действительно их уже ждала. И кто же за ними прибыл? У Вадима от удивления глаза полезли на лоб. У открытого багажника темно-серого «сорок первого» «Москвича», что-то перебирая в его недрах, стоял Олег Петрович собственной персоной.

Вадим на секунду растерялся, зато Ольга, отпустив локоть спутника, порхнула к разогнувшемуся Деду и прилежно, как и полагается то ли дочке, то ли внучке, с лету поцеловала в щеку. Олег Петрович небрежно отмахнулся от нее и степенно пожал руку Вадиму. Весьма нехитрый маскировочный спектакль был исполнен со всем возможным мастерством и прилежанием. Любой наблюдатель не усомнился бы, глядя на актеров, что престарелый чадолюбивый папаша-дедушка ранним утром вывозит любимых детей-внуков на вокзал ли, на дачу или в какие иные дали.