Любовь и хоббиты - Иван Иванов

О чем ты думаешь, идиот? Какие, в крабовый салат, друзья? Ты теперь Робинзон Крузо!

Я вложил в удар всю силу охватившего меня отчаяния. Ресница воткнулась в щель между верхним и нижним веком левого глаза; спружинила о роговицу и с той же силой оттолкнула меня – на ногах удержаться не удалось, и я полетел с морды вниз. Укол подействовал: живая скала фыркнула и зашевелилась; чайки с криками сорвались с насиженных мест, заочно проклиная хоббитов на чем свет стоит. Я рухнул на внешнюю сторону левой лапы в ту секунду, когда дракониха собиралась почесать ею поврежденный глаз. Секунда, и меня размажет о морду словно мошку! Пришлось втиснуться между пальцами, в складку межпальцевой перепонки. Нянька чесалась, а я летал вместе с лапой влево, вправо, влево, вправо… Начесавшись, снова улеглась дрыхнуть в той же позе, положив морду на передние лапы. Вот и всё.

Я оказался в крайне затруднительном положении. Герои говорят, безвыходных положений не бывает, но мое и впрямь безвыходное. Сижу в складках сморщенной межпальцевой перепонки, сверху – храпящий драконий подбородок. Тьма кромешная, могила. Эдак пока моя тюрьма выспится, и спасать будет нечего. Останется одна лысина посреди океана. Хотя чего дергаться? Мопед-драндулет взорвался, значит, дорога домой отрезана, дракончики в любом случае выживут, им под горящими пальмами бегать за радость. А если где-нибудь в кустах драконьи яйца лежат? Возможно… Этого мне никто не простит, особенно взрослые драконы с континента.

Приплыл Боббер.

Вспомнился двор Урмана, распахнутый сарай, канистры, беспокойные соседи. Кто меня просил туда заглядывать?! Летел бы себе мимо, глядишь, вернулся бы домой победителем, а не торчал бы непонятно где погребенным заживо.

Храп крепчал. Гигантские пальцы расслабились, и свободного места стало больше; я вывернулся, соскользнул с перепонки и угодил в песок. От когтей образовалась полоска света. Слишком узкая. Биллька смогла бы протиснуться, я – нет. Песок оказался таким мягким, что я ушел в него по пояс. Хороший знак. Настало время задержать дыхание и поработать землеройкой. Так я и сделал, это было похоже на подводное плавание в очень плотной воде или на путь крота. Я справился. Двигаясь к теплу, вылез наружу, и ослеп от солнечного света. Зажмурился и пару минут просто дышал свободой. Песок был везде: в ушах, ноздрях, волосах, во рту, под формой и в носках, я был похож на конфету трюфель. Выход есть – искупаться! До чего же приятно, братцы, нырнуть в теплую, ласковую водичку, до которой осталось всего ничего: десять шагов, девять, восемь, семь… пахнет свежестью, слышно волны… Под ногами мокрый, прохладный песок… Еще чуть-чуть, и…

И тут я понял, что бегу по воздуху, океан уходит вниз, а загадочная сила тянет за собой наверх. Эй, а как же водные процедуры? Хватит! Налетался. Пустите! Но кто бы меня слушал…

Снова в небе, болтаюсь, как червяк на крючке. Поднимаю голову и вижу брюхо огромного насекомого, длинный ровный хвост, разбитый на секции; слышится треск. Большущая стрекоза схватила меня за шиворот колючими, цепкими лапами и полетела. Мы обогнули пожарище и направились к скалистой части Комодо; двигались быстро, в ушах свистело, песок выветривался. Нас обступали горы, похожие на сонных великанов. Дальше – больше.

Внизу на природном балконе ближайшей скалы возникает широкая посадочная площадка, на ней что-то или кто-то шевелится.

Снижаемся.

Тру глаза, выковыриваю последние песчинки, и… площадка вырастает, многое видно и понятно, многое и многих узнаю…

Ну и бучу ты затеял, Боббер!

Прекрасная серая униформа, люди, андроиды, легкие одноместные вертолеты, ящики, шестиногие роботы-носильщики, похожие на крабов – вот что я видел сверху, начиная сгорать от стыда. Группа быстрого реагирования. Агенты стояли, задрав головы, показывали на меня пальцами и переговаривались. Стрекоза аккуратно подлетела к середине круга, который они образовали, отпустила меня и улетела. Худшее из того, что случилось в этот злополучный день, случилось именно в ту минуту. Положение ясное, как день: людей оторвали от дел, собрали по тревоге и забросили на Комодо с единственной целью – расхлебывать кашу, заваренную козявкой по имени Боббер.

– Хорошая новость, ребята, это он! – голос принадлежал Алексу Орлову. – Привет, Боббер!

– Что случилось, малыш? – подключились другие (голоса серьезные, без насмешек).

– Расскажи, что здесь произошло? Мы получили сигнал бедствия, – сколько сочувствия, внимания, ужас! Молчу и тупо смотрю в носки.

– Отстаньте, у него шок, – сказал Орлов. – Агент Смит, отведите хоббита в медпалатку, пусть им займется андропсих.

Андропсихами у нас называют андроидов психологов, но тогда я этого не знал.

Кто-то осторожно взял меня за руку и повел в палатку. Последнее, что я слышал, вопрос Алекса:

– Мы можем поднять больше стрекоз?

Подробности спасательной операции я узнал гораздо позднее. Когда вспыхнул пожар, в драндулете одноглазого орка сработал температурный датчик опасности, который и передал сигнал бедствия на Базу. Спустя секунду эйр-роллер взорвался. Навигационный компьютер Базы расшифровал полученные сведения, а дальше, как говорится, дело техники. Прошло всего десять минут, и гоблинский телепортационный зал наполнился экипированным взводом быстрого реагирования под командованием агента Орлова. Ребята знали, что делать, они работали, как атомные часы. Их слаженные действия, к зависти придурков вроде меня, быстро и неотступно вели к победе.

Взвод высадился на остров. Агенты привезли с собой кучу ящиков с широкими кусками непромокаемого брезента. Специальный материал расправили и разложили по площадке. Электронщики собрали и настроили передатчик-галлюцинатор для манипулирования живыми существами – прибор на трех ножках, похожий на коробку старинного фотоаппарата. Галлюцинатор определил, что на острове есть форма жизни, подходящая для тушения пожара. Гигантские стрекозы. На Комодо живет колония гигантских стрекоз, их особи, конечно, меньше взрослых драконов, но раза в два крупнее озорников, которых я напоил ракетным топливом. Электронщики настроились на биотоки насекомых и начали излучать им команды: найти хоббита, подобрать, отнести в лагерь; вчетвером поднять брезент, долететь до воды, зачерпнуть, найти огонь, вылить воду. Около тысячи насекомых встали в ряды команды спасения. Они безропотно добывали воду и тушили пожары.

Провожатый оставил меня перед палаткой и ушел. Ури мечтал о такой: большая, крепкая, с подогревом, и в огне не горит, и в воде не тонет. Про Главбуха вообще молчу. Вход представлял собой молнию, хочешь войти – тяни бегунок вверх и лезь. Внутри темно, тепло и душно, пахнет новым жилищем, в котором никто не жил, пластмассой, резиной и приключениями. Едой, к сожалению, не пахло.

Андроиды в палатке отсутствовали; оно и к лучшему, зачем такому дураку, как я, психолог? Психиатр – другое дело, но психиатр, пожалуй, подождет. Я как-нибудь сам. А есть хочется аж до трясучки! Среди чемоданов и специальных ящиков армейского абразца я нашел плюшевого бурого медведя с меня ростом. Несъедобный, но душевный. Понравился. Мягкий, добрый, глаза-пуговки… Кто ж его привез? Женщина-агент? Может быть, может быть. Я обнял игрушку и захныкал – от голода, страха, усталости, а он так хорошо молчал, улыбался ниточкой и, казалось, готов был простить любого.