Трон тени - Джанго Векслер

Расиния выразительно помахала залоговым письмом. Вряд ли все эти люди умели читать, но письмо и само по себе выглядело весьма впечатляюще — золотой обрез, тисненая печать в цветах Бореля.

— Ну так что же? — спросил один из тех, что стояли ближе к столу. — Нам, значит, взять такую бумажку да пойти в тот самый банк? Больно уж простое дельце за сотню–то орлов!

— Вместе, — сказала Расиния. — Надо идти всем вместе. Это важно. Завтра перед открытием банка мы соберемся на Триумфальной, и Дантон скажет речь, а потом мы все двинемся в банк.

При упоминании Дантона в толпе оживились, загомонили. Расинию это удивило. Она не думала, что лозунг о созыве Генеральных штатов найдет такой отклик в Старом городе, где даже цена в орел за буханку хлеба была бы недосягаемо высока. И тем не менее можно не сомневаться, что эти люди — не все, но некоторые — слышали речи Дантона и были околдованы силой его голоса, даже если смысл сказанного остался за пределами их понимания.

Боже милостивый! Этот человек мог бы стать королем, если б только у него хватило ума потребовать корону. «Хвала Карису, что он достался именно нам!» При этой мысли Расиния ощутила укол совести, но тут же взяла себя в руки.

— С чего это вы раздаете деньги задарма? — визгливо осведомился уже другой голос. — Вам–то с этого какая корысть?

Расиния быстро глянула на Кору, но та лишь беспомощно пожала плечами. Глядя на толпу, принцесса лихорадочно искала слова для ответа, который эти люди могли бы понять и принять.

— Потому что каждое такое письмо вырвет золото из жадных рук Бореля, — наконец ответила она. — И ворданайские деньги вернутся к ворданаям!

Ответом ей стали нестройные выкрики одобрения. Конечно, Расинии далеко до красноречия Дантона, но какая речь не будет иметь успех, если к ней прилагается раздача звонкой монеты?

— А теперь, — подала голос Кора, — встаньте, пожалуйста, в очередь. И помните: чтобы получить деньги, вам нужно будет предъявить письмо, так что постарайтесь сохранить его в целости и последите, чтобы оно не намокло…

* * *

Расиния вошла на Триумфальную площадь с запада, избрав обходной путь через мост Святого Валлакса. Сот настояла, чтобы заговорщики явились на место встречи поодиночке и держались на приличном расстоянии от Дантона — разве что дела пойдут совсем худо. Расиния понимала, что Сот права — соглядатаи Орланко могут оказаться повсюду, — но сейчас ее мучило навязчивое чувство бессилия, как будто задуманная ими акция, не успев начаться, уже вышла из–под контроля.

«Хотя, по сути, так оно и есть».

Расиния могла бы помешать Дантону произнести речь, но что учинила бы в таком случае толпа — бог весть.

Триумфальная площадь была одним из многих грандиозных сооружений (в том числе и самого Онлея), воздвигнутых Фарусом V в честь военных побед его отца. Воплощению этого замысла в немалой степени поспособствовали несметные сокровища, которые Фарус IV реквизировал у герцогов и прочей мятежной знати.

Громадная — четверть мили в поперечнике, — вымощенная плитами площадь была сооружена в самом центре Острова. Центральный фонтан — внушительную громаду из каменных статуй и пенящейся воды — окружали четыре дополнительных, с квадратными бассейнами. Главной фигурой сего эпического творения являлось изваяние Фаруса IV, верхом на вздыбленном коне, с высоко занесенным мечом. Ниже, почти у самой земли, кружком размещались статуи святых, с обожанием взиравших на монарха, а разнообразные нимфы и водяные духи, среди которых кое–где затесались и лебеди, исторгали струи воды в широкий сверкающий водоем.

С северной стороны скульптуры этот водоем рассекала каменная лестница, ведущая к плоскому диску, что горизонтально опоясывал всю колонну — выше резвящихся нимф, но значительно ниже покойного монарха. Первоначально это была трибуна, откуда Фарус V обожал держать речи перед толпами подданных, во всяком случае, пока его дорогостоящие затеи едва не разорили страну, настроив простолюдинов против него. С тех самых пор традиция сделала трибуну доступной для всякого, кто желал высказаться публично. Конечно, считалось недопустимым открыто предлагать какие–либо товары и услуги, а также произносить изменнические, антиправительственные речи — под страхом недовольства жандармерии и Последнего Герцога. Сегодняшняя речь Дантона неизбежно нарушит этот запрет, думала Расиния, а впрочем, у Орланко в любом случае будет более чем достаточно причин быть недовольным.

Стоя в северо–западной части Триумфальной, она видела, что площадь понемногу заполняется народом, хотя издалека трудно было разобрать, сколько там «друзей и родственников», собранных вчера Корой, и сколько недоумевающих зевак. Хватало, само собой, и жандармов — их сразу можно было отличить по длинным шестам и темно–зеленым мундирам.

Расиния полукругом прошлась по площади, старательно избегая зазывал и уличных торговцев. Помимо тех, кто продавал нехитрую снедь и напитки, сегодня здесь было особенно много газетчиков. Расиния приметила несколько памфлетов, написанных ею собственноручно, — вкупе со множеством других листовок того же толка. «Орел и Генеральные штаты!» — кричали аршинные буквы со страниц почти половины газет. Встречались и другие лозунги: «Долой Истинных!», «Нет — сговору с Элизиумом!», «Хватит с нас чужеземных кровососов!» — а также изрядное количество гневных антиборелгайских тирад.

Последнее обстоятельство нешуточно беспокоило Расинию. Борелгаи, мало того что чужаки, были еще и заносчивы, чванливы, а кроме того, следовали Истинной церкви и держали в своих руках банки и сбор налогов — все это делало их легкой мишенью для политического красноречия. Не избежали этого приема и некоторые речи Дантона, хотя Расиния старалась обличать именно церковь и банкиров, не выпячивая их национальной принадлежности. К несчастью, ее усилий было недостаточно, чтобы накал народного гнева, на который они рассчитывали, не сопровождался неукротимой ненавистью к борелгаям и Борелю. В особенности грешило этим молодое поколение: юноши Вордана выросли на удручающих рассказах о Войне принцев и все чаще называли наилучшим выходом развязать новую бойню и поквитаться с врагом.

Неподалеку от северо–восточной части площади размещалось уличное кафе — кованые столики и стулья на ревностно охраняемом участке мостовой. За одним из столиков, непринужденно задрав ноги на соседний стул, уже устроился Бен с чашкой кофе. Расиния неспешно направилась к нему, как если бы только сейчас заметила знакомое лицо; Бен приветливо улыбнулся ей и жестом пригласил присесть на свободное место.

— Здесь становится людно, — заметил он. — За тобой кто–нибудь шел?

— Не думаю, — отозвалась Расиния.

На самом деле за ней шла Сот, а это означало, что шпику, которого мог приставить к ней Орланко, уже не поздоровилось.