Книги онлайн и без регистрации » Современная проза » Безбожный переулок - Марина Степнова

Безбожный переулок - Марина Степнова

Шрифт:

-
+

Интервал:

-
+

Закладка:

Сделать
1 ... 46 47 48 49 50 51 52 53 54 ... 59
Перейти на страницу:

Смотрела через плечо, открывая духовку. Улыбалась сонно, ласково, будто никак не могла проснуться. И все искала глазами что-то у него за спиной. Что-то видимое ей одной. Далекое. Очень далекое.

Пиццу надо есть в Италии.

3 июля, когда все закончилось, Огарев, ослепший почти, совершенно чокнутый от горя, ночью уже, сам не зная зачем, открыл духовку. Пустить газ, наверно. Хоть как-нибудь все это прекратить. Любой ценой.

На противне лежали ровным румяным рядком плотные тестяные колбаски. Еще теплые чуть-чуть. Самую малость. Еще живые.

От Мали осталась только баклева.

Он поднял все свои связи – громадные связи успешного, честного врача, которыми он никогда не пользовался. По Москве поползло, заспешило во все стороны – доктор Огарев, доктору Огареву, у доктора Огарева. Словно кто-то вел его имя – как неуклюжего ребенка – по ступенькам всех существующих падежей. Фээсбэшные генералы, рядовые рубоповцы, судмедэксперты, ушлые опера, доктора наук, работяги, менеджеры среднего и высшего, гастарбайтеры, продавцы, воры, даже один цыганский барон. У всех были дети, сопли, воспаленные миндалины, лихорадка неясной этиологии, головная боль, шишка, доктор, вот тут, и еще чешется ужасно, она у нас слабенькая родилась, думали – не выживет, не могу спать, есть, какать, тошнит все время, голова кружится, больно, так тоже больно, это очень опасно? спасите маму, доктор, я ведь не умру. Скажите – я не умру? Только не у меня на приеме. Смеялись с облегчением, переводили дух, заглядывали в глаза. Приходили сами, приносили детей, приводили своих, у своих тоже были соседи, бабушки, мамы, тети, двоюродные, совсем уже дальняя, на седьмой воде, кисельная родственная муть. Все, кому он помогал, все, кого вылечил, вылечил – и забыл. Просто пациенты. Спасибо, Иван Сергеевич, спасибо, спасибо, спасибо. Его имя расходилось, как круги по воде. Дальше, дальше, дальше, вопреки физике не затихая, а только набирая силу.

Огарев вдруг – впервые за свою практику – осознал, что может все. Действительно все. Достать любое оружие, скрыть следы любого преступления, он мог удариться в бега – и его бы прятали, мог раздобыть любой документ, одолжить сколько угодно денег, еще больше денег, наверно, мог не вернуть. Все что угодно. Сляпать фальшивку, сменить внешность, фамилию. Достать любую – действительно любую – вещь. За считаные часы. Он бы Кремль, наверное, мог обворовать безнаказанно, ну, может, и не безнаказанно, но его бы на руках носили даже в тюрьме. Даже на зоне нашлись бы его пациенты. Они были везде – раскланивались с ним в любом аэропорту, стояли на остановках, шли по улицам, подавали, слегка склонившись, баранину с розмарином, читали публичные лекции, приподнимались услужливо из правительственных кресел, бросали пульт управления страной, торопливо сдергивали пальцы с ядерной кнопки – чтобы пожать ему руку.

Иван Сергеевич! Вы меня помните?

Он не помнил.

Он не помнил.

Они ничего не смогли. Даже они.

Маля все равно умерла.

Ее не убили.

Она – сама.

Огарев все равно заставил возбудить дело. Начальник отделения, получивший в кратчайшие сроки столько взъелок и начальственных звонков, сколько не получал за двадцать лет своей насквозь порочной службы, готов был лично вышвырнуть – с какого там этажа, с девятого? значит, с девятого – любого, кто хоть слово мне еще. Хоть полслова. Сказано – ищем убийцу. Ну так ищем, хер ли тут с постными рожами сидеть! Все! Пошли все вон! Пшикал под язык нитрокор, ждал, когда изнутри по глазам ударит привычной тяжелой болью – значит, подействовало, значит, сейчас отпустит, значит, снова не в этот раз… В другой. Водка после нитроглицерина казалась теплой и мятной. М-мерзость… Наша служба и опасна, и трудна! – сочувственно рявкал мобильный, предвещая очередного генерала, обязанного доктору Огареву – хрен знает чем, лучше б он тебя прибил, а не вылечил, сука ты назойливая, прибил и хлорочкой присыпал, есть, товарищ генерал, нет, пока ничего определенного, так точно, буду держать вас в курсе. И чего они все названивают, гады, чего еще хотят? Да мне Огарев сына единственного – от единственной любимой женщины, от Наденьки, не от жены, да все же говорили – только операция, а Огарев за полторы тыщи рублей, да я ему полторы тыщи баксов в минуту пожизненно бы платил, я же сразу сказал – номер прямой запишите, и не дай бог какие проблемы, Иван Сергеевич, не дай бог только подумает кто-то плохое про вас…

А он даже не позвонил – сразу наверх скакнул.

Не удостоил.

Сука.

Так точно, говорю. Так точно. Под моим личным контролем все. Только нет там никакого убийства. Сама сиганула из окна. И чего только дуре еще не хватало?

До опера, на которого все в итоге и свалили, дело докатилось в совсем уже непотребном виде. Двадцативосьмилетний парень, рыхловатый, с обманчиво милым лицом, которому для того, чтобы показаться интеллигентным, не хватало только одного – беспомощности, он катался в Безбожный, тьфу ты, в Протопоповский, конечно, переулок как на работу. Бросал свеженькую «бэшку» у бордюра – наискосок, небрежно, как человек, который твердо знает, что через пару лет будет кататься на «лексусе». Центральный административный округ, чо. Слава богу, не дурак. Не пальцем деланный. Опер задирал голову, в тысячный раз осматривая нарядную многоэтажку и мысленно прочерчивая траекторию полета. 3 июля 2012 года около 17 часов 30 минут возле 14-этажного дома по адресу Протопоповский переулок, дом 10, обнаружен труп молодой женщины 1987 года рождения, проживающей в том же доме в квартире на 9-м этаже. Труп располагался около стены жилого дома на расстоянии трех метров. Следов на асфальте нет уже, разумеется. Смыло. Угловатый меловой контур, графика чьего-то ужаса и отчаяния, самый последний, самый быстрый посмертный портрет. Опер прикуривал, бережно баюкая в ладонях маленький огонек, – ему, чуть ли не единственному, плевать было на доктора Огарева, Огарев не лечил ни его, ни его родню, ни его знакомых. У опера вообще не было в этом городе родни, родня и Москва несовместимы. Холодечик, селедочка. Шашлычки на майские. Водочки выпьешь с шурином, а, Володь?

В Москве такого не бывает.

Опер тоже не верил в убийство – пока не встретился с Огаревым, добрый день, Иван Сергеевич, это Калягин из двадцать второго отделения, могу я с вами увидеться? Нет, это неудобно, лучше у меня в клинике. За час оба выкурили две пачки сигарет, причем на долю Огарева пришлось как минимум полторы. Здесь можно курить разве? Я думал… Огарев кивнул на бактерицидную лампу. Мне – можно. Опер быстро, привычно перескакивал с темы на тему, кружил по разговору, запутывая следы, подлавливая, будто пальпировал, искал внимательными пальцами больное место, ждал настороженно, где Огарев вскрикнет, напряжется, поморщится хотя бы, скрывая – что? Ну, допустим, боль. Очень характерный симптом. Знаете, как правильно определить локализацию боли у ребенка? На любой вопрос – где болит, ребенок отвечает – тут, до чего ни дотронься. Или вообще не умеет разговаривать. Или, еще хуже, безостановочно вопит, синий, страшный, весь состоящий, кажется, из одного восходящего, пузырящегося, нестерпимого крика.

1 ... 46 47 48 49 50 51 52 53 54 ... 59
Перейти на страницу:

Комментарии
Минимальная длина комментария - 20 знаков. В коментария нецензурная лексика и оскорбления ЗАПРЕЩЕНЫ! Уважайте себя и других!
Комментариев еще нет. Хотите быть первым?